Идеаль

– Я уже шкажал, что жделаю! – проорал Джеймс – Убью Шалли. – Он повернул голову к лестнице и крикнул наверх: – Шлышала, Шалли? Я тебя убью! – И захохотал, прикидываясь сумасшедшим, так ему, во всяком случае, казалось; кроме него самого, никто не сомневался, что он и вправду обезумел.

– Тогда мы остаемся, – сказала Рут.

На минуту воцарилась тишина. Потом доктор Фелпс проговорил:

– Едва ли это правильно, Рут. Посмотрите на своего мужа.

Она оглянулась и увидела, что Эд держится за сердце и никак не может вздохнуть.

– Боже мой, – прошептала она и снова повернулась к Джеймсу. Лицо ее побелело. – Ты дрянь, – произнесла она с ледяной яростью. – Дрянь! – Никакой дробовик ее бы не остановил, вздумай она сейчас броситься на него. Он мог бы разрядить в нее оба ствола, и все равно она успела бы вырвать ему глотку. Но Рут двинулась не в его сторону, а к Эду. – Девитт! – пронзительно позвала она. – Иди сюда, помоги!

Кухонная дверь распахнулась, потеснив тех, кто жался у порога, и появился Девитт, бледный, как все, и опасливо поглядывающий на Джеймса. Вместе с Рут и доктором Фелпсом он повел Эда из кухни. Остальные тоже потянулись к двери. Джеймс подгонял их, помахивая дробовиком. Скоро на кухне никого не осталось, кроме Лейна Уокера и мексиканца.

– И вы давайте, – распорядился Джеймс. – Вон!

Они стояли в шести футах друг от друга, проповедник у двери, патер возле раковины.

Мексиканец спокойно, рассудительно сказал:

– Как же вы нас застрелите, если мы бросимся на вас одновременно?

– Не брошитешь, – ответил он и улыбнулся. – Потому что я тогда первым жаштрелю тебя, мекшиканеч, и получитшя, что это он, – Джеймс ткнул большим пальцем левой руки в сторону Лейна Уокера, – вше равно что шам тебя подштрелил!

– Ишь старый хитрюга, – пробормотал Лейн Уокер.

Со двора уехала одна машина – повезли Эда Томаса в больницу, а может, торопятся за полицейским. С одним дробовиком против револьверов и винтовок он ничего не сможет. Ему снова представилось, как в телепередаче полицейская пуля размозжила голову водителю грузовика, и ярость, уже было улегшаяся немного, вспыхнула в нем с новой силой.

– Убирайтешь, – приказал он. – Мне некогда.

Лейн Уокер задрал голову и позвал:

– Салли!

Ответа сначала не было, тогда он позвал еще раз, и Салли крикнула:

– Я вас слышу!

– Салли, вы сможете придвинуть к двери кровать, покуда этот маньяк не уймется? Сможете загородить дверь?

Ответа не было.

– Вы меня слышите, Салли?

Она ответила, с небольшим опозданием:

– Да, я вас слышу.

– Сделаете, что я сказал? У него ружье.

Опять никакого ответа.

– Хватит! – рявкнул Джеймс. – Вон отшюда. Шчитаю до пяти. Раз!

Они нерешительно переглянулись.

– Два!

– По-моему, он не шутит, – сказал мексиканец. – А если б и шутил, то, пока досчитает до пяти, заведется всерьез. – Он озирался, словно искал, чем бы швырнуть, но губа у него дрожала, и Джеймс Пейдж в первый раз убедился, что его боятся до смерти.

– Три! – произнес он.

– Что проку? – сказал Лейн Уокер. Он вспотел, как кузнец, и голос его звучал тонко.

– Четыре!

– Ладно! Ладно! – выкрикнул, почти взвизгнул мексиканец. И бросился к двери. Лейн Уокер повернулся на пятке, как баскетболист, ухватил ручку двери, рванул и вылетел впереди мексиканца.

– Пять! – во всю глотку заорал Джеймс Пейдж и со злорадным восторгом безумца выстрелил в верхнюю филенку захлопнувшейся двери.

Наверху, у себя в спальне, Салли пронзительно завизжала.

5

– Так и вышло, Горас, – сказала Салли. – Ты всегда говорил, что так будет. И вот он помешался.

Когда раздался выстрел, она завизжала от страха, но теперь пришла в себя. Кого он там застрелил, она не знала, надеялась, что не Джинни, не Дикки, не Эстелл и не Рут, а вот если этого, как его? – опять, когда старуха попыталась вспомнить, как зовут мужа Джинни, на ум ей пришел только персонаж из книжки, мистер Нуль, – она особенно не возражает. После того как она завизжала при звуке выстрела и тем открыто признала, что полностью сознает убийственные намерения брата, на нее снизошел странный покой, и, если бы кто-нибудь ее видел, когда она приступила к своим приготовлениям – потому что у нее созрел план, – он бы изумился, как она безмятежна, как логично рассуждает, как движется и жестикулирует величаво, будто королева.