Идеал

Потом уже меня вели по этому коридору в камеру Клеймения. А Кэррик присутствовал при этом, чтобы меня поддержать. «Я тебя отыщу». Его слова стали для меня единственной поддержкой, когда меня отпустили и я вернулась домой.

А сейчас на этой скамье, где он тогда сидел, никого нет. Голова идет кругом от всего, что случилось с нами, и от тех слов, которые я только что услышала от Арта.

И вдруг я рванула прочь – Арт не успел меня остановить. Я вбежала в камеру Клеймения и заперлась. Он остановился на пороге того помещения, что отводилось присутствующим при Клеймении. Злой как черт. Там, в помещении для зрителей, слышен каждый звук из камеры Клеймения, а в камеру оттуда не доносится ни звука. Теперь ему придется выслушать меня, никуда не денется.

– Ты знаешь, что твой отец сделал со мной в этой камере?

Он закрыл лицо руками.

– Меня усадили на этот стул. Привязали. Пять Клейм, Арт. Меня прижгли пять раз за то, что я попыталась помочь старику. А в конечном счете и не за это – за то, что попыталась солгать суду, за то, что не смогла, подвела твоего отца, выставила его дураком. Хоть ты и надел эту форму, Арт, вряд ли ты сам считаешь, что это справедливо.

Я выдвинула ящики, наполненные инструментами для Клеймения. Множество «П» разного размера, для разных частей тела, еще и с учетом роста и веса приговоренного. Надо же, а я думала, один размер на всех.

– И все это время у меня на щиколотке был твой браслет. Ты только что его мне подарил, и я хотела верить, что ты со мной, что я для тебя по-прежнему идеал. Барк разрешил мне оставить браслет. Ведь он и сделал этот браслет по твоему заказу.

Арт говорил, что заказал браслет в замке, и я заметила в глазах Барка узнавание и растерянность, когда он обнаружил этот символ идеала на ноге у приговоренной, которую ему предстояло заклеймить. Когда он постиг горькую иронию – ложь – хрупкость человеческой жизни.

– Тогда я была рада, что тебя не было среди зрителей. Но теперь думаю – лучше бы ты был.

Я провела пальцем по ряду металлических форм. Раскалив докрасна, ими клеймили приговоренных.

Оглянулась на Арта.

– Стражи волновались за меня. Пять Клейм – слишком много за один раз. Они хотели остановиться на четвертом, но для этого требовалось разрешение. Вызвали твоего отца. Он пришел сюда. И не остановил расправу, а схватил прут и поставил мне шестое Клеймо. На спине. Без обезболивающего.

Арт замотал головой. Нет, нет, нет. Не хотел поверить.

– Он скажет тебе, что я все выдумала. Что я клевещу на него. Но это не клевета, Арт. Он пришел сюда и требовал от меня покаяния – я отказалась – и вот.

Я повернулась спиной и задрала футболку, выставляя напоказ поясницу.

– Врачу он сказал, что я сделала это сама. Как бы я ухитрилась?

Голос доктора Грин: «Как девочка могла сделать это сама?»

Арт все еще мотал головой, по щекам его бежали слезы.

Я снова провела рукой по ряду прутьев в поисках того самого. Смогу ли я дотянуться им до поясницы? Возможно ли нанести себе такую рану? Неужели они попытаются доказать эту версию? Заставят меня встать в суде и продемонстрировать, как бы я это сделала?

И тут моя рука замерла. Я наткнулась на Клеймо, которое отличалось от прочих, с тремя пересекающимися кругами, как тот символ идеала, который сделал для меня Барк. Почему-то и оно оказалось в ряду с «П», предназначенными для Клеймения пороков. Я достала эту металлическую пластинку и закрепила на пруте.

– Кто же способен сам причинить себе такую боль? – повторила я вопрос доктора.

Включила горелку.

Арт заколотил кулаками в дверь.

Положила Клеймо на огонь.

– Если все считают тебя кем-то, почему бы и в самом деле им не стать? Не так ли и ты поступил, Арт? Надел форму стража, потому что все считали тебя похожим на твоего отца. Ты перестал сопротивляться, решил посмотреть, как это будет. Терять-то уже было нечего.

Рыдая, он бился о перегородку, пытаясь меня остановить.

– Судья Санчес предложила мне сделку – ты знаешь об этом?

Он озадаченно потряс головой.

– Твой отец уйдет, Санчес займет его место. Трибунал присмотрелся и обнаружил, что допустил ошибку. Пообещали освободить меня – и даже Клейма убрать.

Очевидно, Арт ничего об этом не знал.

– Но я не хочу, чтобы мне делали пластическую операцию. Эти Клейма придают мне такую силу, какой у меня никогда не было. Да и невозможно сделать вид, будто ничего не произошло. Однако Клейма нужно уравновесить. Я все еще ношу твой браслет для равновесия, – сказала я, и сама только в этот момент до конца поняла. – Это был лучший твой подарок, Арт. Ты сказал мне, что я идеальна, и я носила браслет с того дня, словно талисман, способный перевесить все Клейма. Но не в браслете было дело, а в твоих словах – в твоей вере в меня.

Арт грустно улыбнулся мне.

– Твой подарок никто никогда у меня не отнимет – ты понимаешь?

Он кивнул.

Я закатала спереди футболку, обнажив живот.

– Transversus abdominis[4], – сказала я. – Помнишь, мы учили в школе?

Он прижался руками и лбом к перегородке, сдаваясь: меня не остановить.