Несомненно, важнейшую роль в механизмах самоотбора играли и родственные связи. Как представляется, механизмы эти хорошо видны на примере группы недорослей, которые записались в корпус самыми первыми, в период с 16 августа по 19 ноября 1731 года. С одной стороны, среди поступающих – сыновья представителей административной элиты: А. В. Новосильцев (сын сенатора), А. И. Позняков (сын санкт-петербургского обер-полицмейстера), Н. А. Маслов (сын обер-прокурора Сената), Евграф Татищев, Ф. А. Алымов (сын московского губернского прокурора), А. М. Воейков (сын действительного статского советника). Можно предположить, что для этих представителей административной элиты направление сыновей в новое учебное заведение, патронируемое императрицей и ключевыми сановниками, было достаточно естественным шагом. С другой стороны, мы видим таких недорослей, как, например, Иван Полев. Полев был сиротой: его отец, майор, к тому времени уже скончался; не было за ним и крестьян. Тем не менее он был не только грамотен, но и знал немецкий: возможно, не случайно в Москве он жил в доме кн. И. Ю. Трубецкого. Карл-Ульрих Стерншанц, сын покойного генерал-майора, жил в доме Алексея Макарова: можно заподозрить здесь источник «протекции» или хотя бы просто информации о важности и престижности новой школы. Николай Чоглоков (сын покойного подполковника, 70 душ м. п.) жил в Москве в доме генеральши Газениус, сын которой Петр поступил в корпус в том же году; не случайно, вероятно, Чоглоков знал немецкий[763]. Кадет Иван Давыдов до зачисления жил в доме своего дяди, вице-президента Камер-коллегии Петра Мельгунова, и попал в корпус одновременно со своими двоюродными братьями, Алексеем и Александром Мельгуновыми; именно в доме Мельгунова он и освоил немецкий и французский языки[764]. Мы видим, таким образом, что кадет зачастую направляли в корпус социальные связи; в результате здесь образовывались целые кластеры родственников. Поступающий в 1735 году Петр Креницын уже имел в корпусе двоих двоюродных братьев, Федосея Байкова и Родиона Горяинова; Андреян Толбухин (1733 г.) – двоюродного же брата Александра Толбухина; Иван Писарев (1733 г.) указал в качестве своих родственников кадет Ивана и Андрея Ефимовских и т. д.[765]
Хотя прошения недорослей о зачислении в корпус, как правило, носят формульный характер, в некоторых случаях можно заключить, что молодые дворяне и их семьи вполне сознательно реализовывали жизненные траектории, ориентированные на учебу. Петр Бухвостов пояснял: в 1740 году «по прошению моему записан я нижайший в ынжинерный корпус учеником […] поныне во оной инжинерной школе никаких иных наук языческих и протчих кроме что до инжинерства касается не обучают, а я нижайший из шляхетства в новгородском уезде и я имею себе от роду 14 лет и желаю обучаться иностранным языкам, фехтованью, танцованию, и протчим показанным по регламенту того кадетского корпуса наукам»[766]. Михаил Щербачев числился учеником Московской артиллерийской школы, где выучил геометрию и часть артиллерии и был отпущен доучиваться дома на своем коште, однако затем пожелал определиться в корпус, «чтоб молодые дни мои втуне не проводить, а за недостатком моего иждивения на своем коште учиться не в состоянии»[767]. Артиллерийской школы ученик Петр Вешняков (семья имела поместья в Арзамасском и иных уездах, 17 лет) был также отпущен ранее домой для обучения на своем иждивении. Однако теперь «как за недостатком оного, так и партикулярных мастеров, от которых по желанию моему могу научиться» Вешняков просился в корпус «для службы В. И. В. и для обучения языков, наук и военных эксерциций в кадеты определить, дабы по моей рабской должности мог в просвещении разума столь наивящею пользою высочайшей службе В. И. В. по природной моей склонности жизнь мою совершить»[768]. Федор Смольянинов был отпущен домой со смотра 1743 года «и в том же году съехал он в Астрахань к отцу своему отставному майору Родиону Петрову сыну Смольянинову, который ныне обретается в Астрахани у рыбных промыслов, и в обретающемся там инженерном корпусе обучался на своем коште и обучил арифметику с принадлежащими частями геометрии и довольные части фортификации», представив аттестат за руками «инженерных штап и обер офицеров»[769].