Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века

Эти служебные стратегии, конечно, реализовывались на фоне имеющегося ландшафта социальных связей, определявшего выбор наиболее оптимальных вариантов. Показателен пример Ивана Харламова (15 лет, солдат в Ингерманландском полку). Отец его служил в выборных ротах у фельдмаршала Шереметева и отставлен к делам; один из дядей служил во флоте («ранга не упомню»), другой – прапорщиком в Санкт-Петербургском гарнизонном полку. Один из братьев Ивана был капралом в Ингерманландском полку – в том самом, где числился и сам недоросль; другой, Григорий, которому Иван и был приказан в столице, – кондуктором в Инженерном корпусе. В корпусе, однако, у Ивана был двоюродный брат по матери, Егор Головцын. Оказавшись в корпусе, Харламов был определен в 1-ю роту – в ту самую, где его кузен Головцын числился капралом. Корпусной быт у братьев, надо думать, был вполне налажен: Головцын просил не вычитать у него из жалованья деньги за казенную еду, объясняя, что «имею завсегда свои столовые припасы, которые приходят из деревень отца моего»[770].

Отдельно следует упомянуть имперское измерение процесса консолидации элиты. Изначально, как это и было предусмотрено учредительными документами, корпус был нацелен на выстраивание контактов между русским и прибалтийским дворянством, в том числе через взаимное изучение языков. В 1740‐х и особенно в 1750‐х годах корпус все чаще используется правительством и для воспитания из представителей других народов лояльной элиты, адаптированной к имперской культуре. Так, в 1740‐х годах в корпус были определены четыре сына калмыцкого хана, титуловавшиеся князьями. Двое из них, князь Петр и князь Филипп, умерли в корпусе, однако князь Алексей, поступивший в 1745 году, был в 1756 году произведен в поручики при корпусе, а в 1762 году, по смерти его отца, был отставлен с производством из майоров в полковники и отправлен управлять отцовским улусом. Четвертый из ханских сыновей, князь Иона (в корпусе с 1747 года, в 1756 году произведен в прапорщики при корпусе), тогда же, в 1762 году, был переведен из корпуса капитаном в лейб-гвардии Преображенский полк[771]. В 1748 году в корпус по просьбе Коллегии иностранных дел определен «привезенный из Кизляра сюда в Санкт Питербург мурзинский сын новокрещенский» Дмитрий Таганов, причем Коллегия специально отмечает, что юноша, уже «будучи при коллегии учится российской грамоте читать и писать и, ходя в академическую гимназию пишет по-немецки и рисует нечто, а притом у советника канцелярии Хризоскулева обучается турецкого языка, показывая ко всему тому охоту и понятие». На этом основании Коллегия просит Таганова «определить на некоторые годы в кадеты, где он будучи в на(д)смотрении мог начатому наивяще обучиться и к тому же и другие штатские науки познать и потом бы в службу оной коллегии годным быть»; для него должно было быть предусмотрено специальное расписание – три дня в неделю Таганов должен был вместо обычных занятий в корпусе ходить учиться к упомянутому Хризоскулеву. В 1756 году Таганов был выпущен поручиком в переводчики в Астраханский гарнизон и впоследствии сыграл важную роль в управлении Кабардой[772].

В конце 1740‐х и особенно в 1750‐х корпус все чаще привлекает представителей левобережного шляхетства: среди них Яким и Семен Сулимы (Сулимовы), Иван, Семен и Андрей Горленки, Иосиф, Яков, Иван и Петр Кулябки, Михаил, Василий, Николай и Андрей Милорадовичи, Михаил Трощинский, Козьма Полетика, Василий Забережин, Григорий Репешко и др. Как правило, это представители среднего уровня войсковой элиты, дети бунчуковых товарищей и сотников. Сулимовы, однако, сыновья полковника Переяславского полку, и на них в корпусе обращают особое внимание: братья зачислены несмотря на то, что уже достигли «совершенного возраста»; для них велено разработать особую программу – «обучать танцовать, фехтовать, верховой езде и военной екзерциции, а протчим наукам смотря по склонностям и понятию»[773]. В этом же ряду можно упомянуть и сыновей грузинских дворян-эмигрантов, зачастую также служивших на Украине в гусарах (князья Асигмовановы, Шаликовы, Эристовы), а также 13 человек малолетних черногорцев, зачисленных в 1758 году – в качестве родственников тамошнего митрополита Афанасия Петровича[774].

* * *