Ideal жертвы

История, поведанная Машкой, действительно походила на правду. По крайней мере, ее можно пересказать вдовцу. Но что-то меня все равно беспокоило. Во-первых, слишком уж легко раскололся Старцев. Несколько коктейлей и Машкины чары – достаточно ли, чтобы признаться в убийстве – пусть даже в убийстве по неосторожности? А главное: я, конечно, слышала, что гипноз – чрезвычайно сильное средство. Только все равно не верю, что от него можно умереть.

Потому я твердо сказала Машке, что премиальных пятисот долларов я ей не отдам – покуда не получу новых доказательств ее версии. А сама принялась думать.

Я, к сожалению, далеко не Шерлок Холмс. И не эта старушка – аристократка из романов Агаты Кристи. Как ее там... Мисс Марпл, что ли... Логически мыслить я не умею. И по математике у меня всегда (не считая начальной школы) были «трояки». А по физике я отхватила «четыре» только благодаря Артуру Иннокентьевичу.

Вот, только вспомнила о нем – и где-то в низу живота сразу сладко заныло. Ах, наш физик, Артур Иннокентьевич, симпатичный был мужик!.. Так, кстати, со мной всегда, начиная с седьмого класса: пытаешься подумать над серьезной задачей – а мысли вдруг улетают. И сами собой приземляются в районе лирики-романтики. Принимаешься мечтать о принце на белом коне или вздыхать по тому, кто тебе в данный момент люб... Хотя что в этом странного? Я считаю, в любви, в отношениях между мужчинами и женщинами, столько загадочного, непознанного – любой учебник высшей физики отдыхает, с его восьмиэтажными формулами! Поэтому неудивительно, что мысли сами собой сбиваются на чувства. И тебе становится совсем не до логики...

Вот и сейчас: собиралась в очередной раз обдумать все происходящее в санатории, но мысли мне не повиновались. Вдруг охватили меня воспоминания об учителе физики. Я вспомнила его бородку лопатой, коренастую фигуру, хваткие пальцы... И как он смешил нас на уроках... Артур Иннокентьевич не был героем моего романа, однако все-таки вывел мне в итоге «хорошо». И, конечно, не потому, что я Бойля – блин – Мариотта от Гея – как его там – Люссака отличала. Сыграли роль мои личные качества. Точнее, большая девичья упругая грудь, которую я один раз позволила ему и посмотреть, и потрогать. Он, конечно, хотел большего, гораздо большего – только я сочла, что четверка, пусть даже по физике, совсем не стоит моей невинности.

Целомудрие я, дура, потеряла в другой раз – и почти совершенно бесплатно. Не считать же платой подаренный Мишкой, нашим самым крутым школьным хулиганом, чахлый букетик! Тогда тот букет меня так поразил, настолько он не вязался с образом гопника Михи, что я от изумления позволила ему гораздо больше, чем собиралась. Ну, и наш фирменный городской джин-тоник, которым мой кавалер меня потчевал, тоже, конечно, сыграл свою роль...

А тогда, в девятом классе... С сорокалетним физиком, в лаборантской – нет, нет и нет! Я не готова была отдать ему самое дорогое. Потому охладила пыл Иннокентича (как меня наши девчонки-десятиклассницы научили), с помощью нежных и быстрых пальчиков. И он сразу стал как шелковый!..

Тогда я впервые в жизни поняла, какую мы, девушки, силу имеем над мужиками! Только вот, к сожалению, редко когда нам удается ею в полную мощь воспользоваться.

На самом деле получается, что свои женские чары применяешь, только если не любишь. А стоит втрескаться в какого-нибудь подонка (типа моего Юрика), и о всякой возможности крутить им, вертеть немедленно забываешь. Наоборот: они сами, проклятые предметы твоей любви, такую власть над тобой забирают, что только смотришь на них воловьими глазами и пляшешь под их дудку, все угодить им, стервецам, стараешься... И выслушать, и накормить, и ублажить. А они, гады, заботу о себе воспринимают как должное, да еще и на сторону поглядывают.

...Чтобы закончить с физикой, отдам моему Артур Иннокентьичу должное: тогда он повел себя со мной, как настоящий интеллигент. После всего, что между нами случилось, к доске вызывал меня в редчайших случаях, а в контрольных сам за меня задачки решал. Правда, когда он захотел свое удовольствие со мной повторить, я пригрозила, что маме и директрисе нажалуюсь – у него все сразу увяло. Но физик оказался не злопамятным, а, скорее, добропамятным. Гнобить меня не стал, продолжал выводить четверки. Вздыхал, глядел на меня раскаленным взором и, наверно, воображал мое юное тело, когда спал со своей старухой женой.

Я, кстати, по широте душевной, метод воздействия на физика Машке потом подсказала, однако ей – вот ведь умела влипать девчонка! – пришлось расплачиваться с Иннокентьевичем по полной программе, да еще и ублажать его в лаборантской едва ли не еженедельно до самого выпускного. Она долго потом по этому поводу ныла и меня во всем обвиняла...