Идеальна для меня

— Что «будет исправлено», Конрад? Натали воскреснет? Мама — тоже? — вскочив с места, я вытерла непрошеные слезы, стекающие по лицу градом, и закричала от ярости и злости что-то совершенно нечленораздельное. Той ярости, что наливала меня изнутри силой, заполнила собой каждую клеточку. Той злости, что делала меня подожжённой спичкой, уверенно падающей в разлитый бензин. — Я совсем тебя не знаю… Мы не знакомы… Боги, кто ты вообще такой? Кто! Ты?!

Рядом со мной стояла высокая антикварная ваза. Я подняла ее не глядя и хотела просто спустить пар, кинув Ему под ноги, но вместо этого она случайно попала Конраду в грудь, разбиваясь об нее, как о каменную преграду. Мужчина не шелохнулся, не поморщился. Словно робот, не способный испытать хоть что-то человеческое. Даже боль.

— Выдохни, — спокойно протянул он, явно пытаясь успокоить нас обоих, но это лишь снова меня взбесило. Вслед за вазой полетела каменная статуэтка. В этот раз Шульц вывернулся и оказался слишком близко. Но я не хотела теперь даже делить с ним кислород, он становился отравленным. Проникал в легкие, как серная кислота, разъедал внутренности… — Успокойся, Эмми. Прошу тебя. Я не хотел никому навредить, и ты это знаешь. Это была ошибка.

— Ошибка?! Ты даже не можешь сказать «извини»!

Руки мои дрожали, когда я взобралась вверх по постели, вновь увеличивая расстояние между нами.

— Если я это скажу, тебе полегчает? — спросил он, выгнув бровь, и я отчаянно хотела запустить чем-то увесистым в его самоуверенное, наглое лицо, но ничего, кроме подушки, рядом не оказалось. Поймав ее, Конрад захрипел что-то бессвязное, напоминающее проклятия, а затем быстро обогнул постель. Я была слишком слаба, чтобы двигаться так же быстро, как и он. Мое тело все еще отказывалось слушаться, отказывалось воспринимать это мир таким, каким он мне открылся.

Конрад переступил меня через мои бедра, и полотенце на нем развязалось и сползло. Он придавил меня своим телом достаточно крепко, чтобы не сбежала, лежала смирно и смотрела лишь на него. И достаточно спокойно, чтобы не давить на живот и не оставить от меня мокрое место. «Какая забота!» — сыронизировал внутренний голос, мечтающий лишь об одном — об адских мучениях Конрада Шульца.

— Отойди! — взвизгнула я, просовывая руки между нашими телами и пытаясь отвернутся от его прямого, прожигающего, сканирующего насквозь взгляда. Грудь его была мокрой, напряженной, ненормально вздымалась.

— Не могу, — спокойно прошептал Конрад, устроив локти так, что теперь я не могла отвернуться и вынуждена была смотреть только ему в глаза. Глаза, которые все больше и больше хотела выколоть. Заставить мучиться так же, как я сама!

— Не хочу тебя видеть! — прорычала я, извиваясь под ним, словно уж. Мои попытки выглядели жалко, и все, чего удалось достичь подобным способом — член Конрада встал колом.

— Не могу ничего с собой поделать, — неожиданно протянул он, заставляя меня взвизгнуть от отчаянья. С трудом высвободив одну руку, я замахнулась и залепила ему пощечину. Такую сильную, на какую только была способна, но он даже не моргнул, будто это совершенно ничего не значило. «Ты никогда не сможешь пробить эту титановую броню!»

Шульц выглядел серьезным и сосредоточенным, прожигая во мне дыру темно-серым пронзительным взглядом, словно пытался достучаться до чего-то глубинного. И печальным, как никогда ранее. Губы его были сложены в тонкую прямую линию, скулы будто стали более острыми, а брови суровыми. Он выглядел, как человек, размышляющий про сделку, где на кон ставили все имеющиеся у него деньги. Собирался идти ва-банк. Это явно его пугало, но выбора будто совершенно не осталось.

— Отпусти меня, — взмолилась я, не мечтая ни о чем другом, как остаться одной где бы то ни было. Пусть даже дворнягой под мостом, лишь бы без Него. Одна! — Прошу, просто дай мне, наконец, уйти!

— Не могу, — прохрипел он почти неслышно, на резком вдохе.

— И почему же, Конрад? — с сарказмом отчеканила я, выгибая бровь. Абсурдность и патовость ситуации практически смешила меня своей безысходностью. — Не наигрался? Не натрахался? Или что еще? Не понимаю…

— Нет, — он отмахнулся и замолчал, а я продолжила ждать в кромешной тишине. И тогда, немного качнувшись, я ощутила под головой что-то тяжелое и холодное, выделяющееся на фоне нежных перин. Что это — дошло практически сразу. «Оружие, — подсказала память. — Конрад ведь держит под подушкой пистолет!» Но все это отошло на задний план, когда он спокойно продолжил, будто не имел никаких сомнений: — Я просто тебя люблю.

Часть 60

Глаза мои распахнулись, а в сердце будто кто-то сделал укол адреналина. Я ощутила, как слезы стекают по щекам вниз, и то, как позорно затряслись руки. Как легкие сдавило, будто кто-то ударил с разгона под дых.