К тому же, мысли не равны действию и даже настоящему намерению — многие на словах желают смерти начальнику или соседу, мечтают, чтобы с неприятным человеком случилось нечто плохое, но никогда на самом деле даже не пытаются что-то предпринять. А дети, да, бывают глупы и беспричинно жестоки, но очень даже возможно, что увидев настоящий труп, Тахипши не испытает ничего приятного и с визгом убежит прятаться за нянек, сейчас семенившими за нами на расстоянии нескольких шагов.
Эти две женщины — отдельная тема. Не являясь родственницами, они выглядели, словно сестры, выработав идентичное выражение лиц. Тахипши их обожала за жестокость к окружающим, а они испытывали гордость от работы исполняемой по-своему. Им нравилась возможность в любой момент воспрепятствовать общению посторонних с их драгоценной подопечной. Пожалуй, я впервые видела кого-то способного упиваться настолько мелочной властью. Почему-то, это забавляло и даже вызывало восторг. Я начинала понимать — мне нравятся яркие личности со всевозможными заскоками. И не важно, что мы не друзья. Стать с ними подругами означало нарушить это очарование, пошатнуть баланс.
Сейчас, на прогулке по торговому центру, я не намеревалась считывать Тахипши, планируя лишь немного присмотреться к ней, но вот про Марка из нее выудила все полностью.
Все началось с того, что ныне покойные родители Тахипши дружили с Зарроном-старшим. Малявка больше слышала о Марке, чем общалась с ним лично, и вообразила Марка неким безнаказанно творящим зло чудовищем, «подвиги» которого ей хотелось повторить. Оказывается, я знала о нем не все сплетни.
Странно это — чем больше проходило времени в разлуке, тем большей неприязнью я проникалась к Марку, без обоснованных причин. Напоминания о нем раздражали, как укусы насекомых.
— Разве ты не хотела зайти в вон тот магазинчик? — я заметила, как Тахипши с сожалением отвернулась от витрины, демонстрировавшей леденцы всевозможных форм и расцветок.
— Это по-детски и потом, мужчины… ну ты понимаешь,
— Это их проблемы, — излишне высокомерно ответила я.
Не слишком ли много этот ребенок думает о вещах, которые обычных детей не беспокоят? Или все дело в воспитании в абсолютно чуждом секторе, где люди хотят верить в древних богов и на каждой новой колонизированной планете стремятся выдумать все более причудливые общественные устои?
— Тогда пошли, — получив одобрение, Тахипши повернула к магазину, предвкушая, как будет облизывать леденец, заставляя всех встречных мужчин краснеть.
Мне едва удалось сдержать насмешливое фырканье. Две-три секунды внимания — вот все, на что она может рассчитывать в реальности. Но вот удержаться от того, чтобы побесить малявку, я не смогла, хотя этот-то поступок действительно являлся детским.
К удивлению Тахипши, леденец за леденцом отправлялся в фирменную сумку магазина, сделанную из прозрачного материала и украшенную роскошным переливающимся бантом. Чек улетел куда-то на счет Марка, и я впервые задумалась, видно ли ему, что именно я покупаю. Кстати, вполне возможно, один из камней, имплантированных в мои пальцы, служил, на самом деле, платежным идентификатором. Но я по-прежнему не помнила, который, а эксперименты успехом не увенчались, так что вопрос, остались ли у меня собственные деньги, оставался открытым.
Выйдя из магазина, я, следом за малявкой, распаковавшей блестящий розовый леденец с мерцающим сердечком, выудила из своего пакета серебристый полумесяц, так же снабженный иллюминацией.
— Энжи, тебе совсем все равно? — потрясенно спросила Тахипши. В ее глазах взрослая девица с леденцом выглядела квинтэссенцией вульгарности.
Конечно же, мне не все равно. Когда я успела настолько испортиться, что пытаюсь таким мелочным способом поставить на место — кого? Маленькую девчонку, у которой с головой проблемы! Стремление насолить этой мерзкой особе понятно, но все же — не я ли вчера решила попытаться помочь ей?
— Возможно, ты не слышала, но есть одна планета вдалеке от средоточия цивилизации. Там никто никогда не смотрит на девочку или даже взрослую тетку с леденцом плохо. Все потому, что с властями там туго и потому на планете появилась каста убийц. Их обычное оружие — серп или бритвенное лезвие, спрятанное в леденце. Представь, идет по улице маленькая девочка с леденцом, и ты не знаешь, обычный это ребенок или через минуту тебе перережут горло или какую-нибудь важную артерию, например на бедре. Смерть от такой кровопотери наступает в течение нескольких минут…
— Не верю! Империя бы этого не допустила! — горячо воскликнула Тахипши, внезапно напомнив нормального ребенка, оберегаемого взрослыми от реальности.