Исаак принял отъезд матери куда спокойнее, чем Кристиан ожидал. Доктор Гюнтер Гауланд, который консультировал Берту, посоветовал следить за детскими рисунками и на всякий случай приносить их ему. Но Исаак без устали рисовал пони, которого купил ему Кристиан в качестве сомнительного утешения. Возможно, чересчур одержимо.
Хельга замкнулась в себе, похудела и вытянулась еще сильнее, окончательно растеряв остатки детской пухлощекости.
Она стала резкой и даже грубой, больше не играла с Исааком, все свободное время проводила за книгами, а однажды, приехав за ней в школу, Кристиан застал ее целующейся с тем самым Артуром, который задирал ее прежде.
Разумеется, первым порывом Кристиана было забрать ее из смешанной школы, таившей в себе различные искушения, и отправить в закрытый женский пансионат, но потом он немного успокоился, пригрозил всевозможными карами и оставил без сладкого. Все это принесло лишь чувство глубокого поражения.
Аккерман, оставшийся за главного на обеих фабриках, тоже стремительно взрослел. Эльза писала ему длинные письма с поручениями и вопросами о состоянии дел, а Хауслер слал чертежи и расчеты. Аккерман чертыхался и страдал, жаловался на невыносимый гнет ответственности и между этими стенаниями заключил многомиллионную сделку с железными дорогами.
Эльза и Хауслер вернулись через полтора месяца, в день, когда эскулапы увезли Андреса Коха в психиатрическую лечебницу, а Кристиан и Грета отметили шампанским тот примечательный факт, что банк наконец-то вышел пусть в маленькую, но прибыль.
Запыленные, загорелые, усталые и веселые одновременно, они победно ворвались на площадку перед фабрикой на изрядно потрепанном драндулете, и Аккерман, ко всеобщему потрясению, разрыдался как ребенок.
– Ты, ты! – закричал он, указывая на Хауслера. – Чтобы еще хоть раз!
После чего зажал себе рот обеими руками, развернулся и убежал в глубь пустой фабрики – рабочий день уже подошел к концу.
Хауслер криво усмехнулся с несколько виноватым видом, а потом потопал следом – утешать и мириться.
Эльза буквально рухнула Кристиану на руки.
– Меня ноги не держат, – улыбнулась она, – мы ехали почти без остановок.
Кристиан, чувствуя, как заходится в бешеном кульбите сердце, подхватил ее. Силы его будто утроились, и он даже не понял, как донес Эльзу до самой мансарды и как преодолел все ступени, хотя на подобные подвиги был неспособен и в ранней юности. Эльза не была миниатюрной, она была высокой и не страдала от болезненной худобы, но его руки даже не дрожали, когда он опустил ее на диван, упал на колени и принялся целовать слепо и жадно.
– Кристиан, – смеялась она, пытаясь увернуться, – я же с дороги и вся пыльная!
Но ему было плевать.
И он почувствовал то мгновение, когда ей стало плевать тоже.
Когда ее руки больше не отталкивали его, но притягивали к себе. Когда поцелуи стали требовательными и яростными.
Он обожал, как Эльза занималась любовью – пылко и самозабвенно, как будто не было вокруг никого и ничего.
Она не отдавалась ему – но брала свое. Иногда в ней прорывалась безжалостная властность, которая ясно давала понять, каким человеком она со времени станет.
Эльза никогда не была беспомощной и слабой, но в такие моменты становилась всемогущей.
И Кристиан обожал ее цельность – она всегда четко знала, чего хочет, и добивалась этого безо всякого смущения.
Теперь она хотела его – и горло перехватывало от восторга.
– Знаешь, у меня к тебе есть два предложения, – сказал он куда позже, изможденный, выжатый насухо, без малейшей возможности хотя бы пошевелиться. После дикой скачки, которую они устроили на диване, даже не успев до конца раздеться, они с Эльзой приняли ванну, и потом он ворвался в нее прямо там – теплую, розовую, мокрую, податливую, глядя на их отражение в зеркале. Эльза цеплялась руками за раковину, с ее волос стекала вода, а бедра в невообразимом танце двигались назад, навстречу Кристиану. После этого они все же добрались до кровати, и все было медленно и плавно, с неторопливыми поцелуями и ласками.
А ведь Кристиан был уже не мальчик для подобной эквилибристики.
Эльза с трудом повернулась, чтобы посмотреть на него.
На ее животе и бедрах подсыхала сперма, но они оба не могли с этим ничего поделать.
– Первое, это про учебу, – хрипло ответила она. Ее губы распухли после того, что она вытворяла ртом с Кристианом. – Ганс писал мне об этом. Ты его изрядно напугал. А второе?
– Руки и сердца, разумеется. Дай мне пять минут, и я достану кольцо. Оно где-то… там.
Он махнул рукой в сторону валяющейся на полу одежды.
– Спятил? – ласково уточнила Эльза. – Что это за глупости, Кристиан?
– Боже, – он застонал, встал и вдруг понял, что буквально парит. Во всем теле была удивительная легкость.
Кристиан нашел сюртук, достал кольцо и покорно опустился на одно колено.
– Эльза Лоттар, – объявил он, размышляя о том, кто же делает предложение голышом, – согласна ли ты стать моей женой?
– Нет, – ответила она, опасливо отодвигаясь. – Ты только развелся! У тебя дети! Они возненавидят меня! Я бы на их месте точно возненавидела.