Идеальная копия: второе творение

– Не просто оплодотворенной яйцеклетки, но зиготы, ну ладно. До этого момента все верно, – кивнул отец. – А дальше?

– Дальше ничего. Изменившуюся яйцеклетку вживляют суррогатной матери, которая вынашивает ребенка, как при нормальном оплодотворении, – сказал Вольфганг. – И поскольку в каждой клетке содержится вся генетическая информация о человеке, так сказать, его строительный план, ребенок будет полной копией того, от которого взято клеточное ядро. А именно, его клоном.

Отец все еще смотрел на него молча, как будто ждал продолжения, и поэтому Вольфганг добавил со скукой в голосе:

– Ну да, что касается клонирования человека, то оно, конечно же, неприемлемо с точки зрения морали, запрещено во всем мире, является неуважением к человеческому естеству и воле Божьей и так далее и так далее и так далее…

– Не во всем мире. К примеру, на Кубе до сих пор нет закона, запрещающего клонов.

– Об этом нам тоже говорили, и не раз, – кивнул Вольфганг, – как и о том, что соответствующая резолюция ООН так и не набрала необходимое количество голосов для ее принятия.

Отец кивнул.

– И, несмотря на все это, признание профессора Азнара взбудоражило весь мир.

– Взбудоражило, не то слово! Наши учителя просто словно с катушек съехали.

– Не только ваши учителя. Во всем мире и, конечно же, в первую очередь в Германии, журналисты охотятся за теми, о ком известно, что они были знакомы с Азнаром, – сказал отец, вытянул шею вперед, как черепаха, и добавил: – Например, за мной.

– Ты? – У Вольфганга глаза полезли на лоб от удивления. – Ты знал Азнара?

Отец кивнул:

– Встречались на одном конгрессе. Как и с тысячами других ученых. Еще, конечно же, сохранились списки участников. Я даже думал, что моего имени там нет, потому что мне пришлось срочно заменить там моего руководителя, но, очевидно, я ошибался.

Свет в столовой, казалось, резко изменился. Тени, которые отбрасывали еловые ветки, теперь выглядели как тени страшных лап с гигантскими когтями. И со стенами не все было в порядке: уголком глаза он почти видел, как они бились, словно медленные удары сердца.

Вольфганг даже не мог бы сказать с уверенностью, билось ли еще его сердце. До этого момента «клономания» казалась ему очередным задвигом учителей, у которых и без того хватало заморочек. Ему и в голову не могло прийти, что она может иметь какое-то отношение к нему самому или к его семье.

– Ну и?… – начал он, но так и не смог подобрать подходящего слова. Внезапно ему стало очень жарко. – Ты никогда об этом не рассказывал.

Отец пожал плечами.

– Это было так давно. Когда ты родился и мы переехали из Берлина сюда, мы в определенном смысле оставили там часть нашей жизни. Но самое главное, что я четыре года проработал в Немецком институте биотехнологий. Это была научная работа – интересная, но плохо оплачиваемая, к тому же чуть ли не до абсурда ограниченная предписаниями закона. Поэтому я не долго колебался, когда мне предложили место в этой клинике. Лечение, которое мы тут проводим, во многом основано на знаниях, полученных мною в Берлине. И, как всегда, к научной работе относится и посещение научных конгрессов. Поскольку Куба уже давно делает определенные успехи во многих областях медицины, на этих конгрессах часто присутствовал и профессор Фраскуэло Азнар.

– В школе все просто взорвутся, когда я им расскажу, – растерянно заметил Вольфганг.

– А ты не рассказывай. Проблема же заключается в том, – яростно продолжил отец, – что далеко не у всех ученых, когда-либо встречавшихся с Азнаром, есть сыновья в таком возрасте, что они могли бы стать тем клоном, которого, как утверждают, сделал Азнар. – Он закрыл лицо руками и продолжил: – Есть один журналист, который убежден в том, что ты – мой клон. Он уже много дней изводит меня своими звонками – в клинику, домой, повсюду.

Вольфганг как будто попал в плохой сон.

– Я? – Он едва узнавал свой собственный голос. Он звучал как кашель курильщика, страдающего болезнью легких. – Я – клон?

– Конечно, все это ерунда. Вообще-то, я даже не хотел взваливать это на тебя. Но я подумал, что, если этот сумасшедший выловит тебя и наговорит тебе черт знает что, будет все-таки лучше, если ты услышишь это от меня.

Вольфганг смотрел на него, испытывая все возрастающую потребность вскочить и выбежать из комнаты с громким криком, но все же он остался на месте. Его прошиб пот.

Отец ничего не заметил. Он притянул к себе фотоальбом и раскрыл его.