Идеальная копия: второе творение

– Если тебя в ближайшее время пригласят на ток-шоу, – сказал он, – то я просто требую, чтобы ты подмигнул в камеру и передал мне привет. В противном случае мне не останется ничего иного, как разорвать с тобой узы дружбы.

– Ха-ха, – выдавил Вольфганг, – я позже посмеюсь, хорошо?

– Кажется, ты не в настроении.

– Чем, ну это же все неправда. Если бы я был клоном моего отца, я бы и выглядел так же, как и он. Я был бы сейчас таким же, каким он был в свои пятнадцать лет. Но это не так!

Чем покачал головой.

– Ну да, вот только твой нос…

Вольфганг выронил газету:

– Ты бы уж лучше молчал, у самого вон какой рубильник. Если исходить из этого, тогда вся твоя семья – клоны.

Он ужаснулся тому, как смотрели на него одноклассники. Неприязненные, любопытные взгляды. Они пялились на него так, как будто у него внезапно выросли рога или что-нибудь еще хуже.

Чем вздохнул:

– Это все клономания. Она прогрессирует. Настоящая эпидемия. И, наверное, только сейчас она началась всерьез.

Однако на уроке английского они больше не читали Хемингуэя, вместо этого вернулись к повторению грамматики. Было даже неудобно наблюдать за тем, как старался учитель избежать даже малейших намеков на тему клонов. Только учитель биологии отважился упомянуть о статье в газете.

– От вашего внимания, конечно же, не могло ускользнуть, – сказал Халат, – что сегодня вышла газета, которая большими буквами объявляет Вольфганга клоном его отца. – Он самодовольно ухмыльнулся. – По мне, это было бы крайне желательно, поскольку отец Вольфганга – выдающийся ученый. Как его клон, Вольфганг был бы, конечно, намного сильнее в биологии, чем отражают его оценки, – он достал из своего заношенного портфеля исправленные тесты прошлого урока, – и вот очередное тому подтверждение.

Лед тронулся. Халат был награжден громким смехом, а Вольфганг впервые в жизни обрадовался тройке с двумя минусами. На него прекратили пялиться исподтишка, а кто-то даже признался вслух:

– Удивительно, как легко люди верят любой ерунде просто потому, что она напечатана в газете.

Но перемирие длилось недолго. За пятнадцать минут до окончания урока в класс просунулась голова школьной секретарши и сказала:

– Ведеберг? К директору, немедленно.

Вольфганга никогда прежде не вызывали к директору, впрочем, он и сам понимал, что ничего хорошего это ему не сулило. Он знал директрису только в лицо. Госпожа Хорн была худой старушкой, преподававшей математику в двух младших классах, и считалась строгой. Из-за ярких белых прядей в волосах ее прозвали бурундуком.

С недобрым чувством шел он по пустым коридорам, наполненным тихим бормотанием, доносившимся из-за закрытых дверей аудиторий. Перед дверью он остановился, не осмеливаясь постучать. Пока стоял в нерешительности, он услышал, как в кабинете директрисы разгорелся жаркий спор, достаточно громкий, чтобы его можно было расслышать. Разобрав свое имя, он прислушался.

– …выгнать этого Ведеберга из школы. Если потребуется поддержка родительского совета – будьте уверены, я смогу вам ее обеспечить, – кричал кто-то крайне взволнованно, и Вольфганг не без труда распознал голос его преподавателя по религии, господина Глатца. Несомненно, он опять раскраснелся, как помидор.

– Фридхельм, я вас умоляю. Вне сомнений, даже клон – творение Божье, – мягко сказала директриса.

– Вы заблуждаетесь, – кричал учитель, – клон – это противоестественный плод греховного нарушения законов Господа. Противоестественный, понимаете? Про-ти-во-ес-тес-твен-ный! – Слово это ему, кажется, понравилось.

– Ерунда, – возразила директриса. – Осуждать можно только тех, кто делает такие вещи, но не их жертв.

– Что-то должно произойти, – провозгласил Глатц. – И оно произойдет. Уж будьте в этом уверены.

Вольфганг спрашивал себя, что ждет его за дверью. Судя по всему, Глатц был готов сжечь его заживо. В какой-то миг ему больше всего захотелось просто уйти, но тут за дверью воцарилось долгое молчание, которым он и воспользовался, чтобы постучать. Услышав «войдите», он осторожно открыл дверь.

Директриса и Глатц сидели за столом и выглядели совсем безобидно, можно было даже сказать, что они были чертовски любезны, разве что улыбка на лице преподавателя по религии казалась немного натянутой.

На столе у фрау Хорн лежала та самая газета. Она положила руки на текст статьи и сказала:

– Бог знает, сколько намеков они сделали на того, кого имели в виду. Шварцвальд, раковая клиника, пивной завод – это может быть только Ширнталь. Собственно, они с таким же успехом могли бы прямо написать это в статье. И я боюсь, что имя Вольфганг В. тоже не является большой загадкой.

Вольфганг подавленно кивнул. Об этом он совсем не подумал.

– Сегодня утром, – озабоченно продолжила директриса, – мы получили множество звонков с телевидения, звонили разные журналисты. Мы все отрицали, но, боюсь, они уже здесь.

– В этом нет моей вины, – попробовал защититься Вольфганг. – Кроме того, это неправда. Я не клон моего отца.

Директриса вытянула рот в некое подобие улыбки, но было видно, что она ему не поверила.