Их губы слились в поцелуе, и все обиды и беды отошли на второй план, а потом и вовсе перестали существовать. Он исследовал ее рот, наслаждаясь мягким сопротивлением, от которого покалывало язык. Он гладил ее кожу, боготворя малейшие изгибы ее восхитительной фигуры, и упивался теплом и податливостью тела.
— Сними… свой наряд, — шепотом попросил он и быстро скинул с себя рубашку.
— Она, словно загипнотизированная властностью его голоса, молча повиновалась. Габриэлла ждала его, пылая от страсти и готовая взорваться от малейшего прикосновения.
Она, обнаженная, лежала у его ног, и все же что-то было не так. Внезапно Питер осознал, что его смущает. Парик! Он стянул его и освободил волосы Габриэллы, туго стянутые на затылке. Они рассыпались вокруг головы, будто солнечные лучи.
Несколько бесконечно долгих мгновений он любовался своей женой, затем подхватил ее на руки и понес в спальню. Уложив Габриэллу на кровать, Питер вдруг рассмеялся.
— А где, скажи на милость, ты взяла такую дурацкую одежду?
— У… подруги, — пробормотала она, притягивая его к себе. — Ты ведь понял, какую роль я сегодня играю?
— Даже не догадываюсь, — признался он.
— Сегодня я Клеопатра, королева Нила, — она застыла и прошептала: — А ты Юлий Цезарь.
— Цезарь и Клеопатра, — усмехнулся он. — Так вот откуда эта безумная идея завернуться в ковер.
— Ты сама придумала, или кто-то подсказал? Впрочем, сможешь не отвечать: я и так знаю, чьи это штучки. Он захватил ртом ее сосок, и она застонала, обмирая от нахлынувшего вожделения.
— О-о, сделай так еще раз… да, да, вот так.
Габриэлла изогнулась и вскрикнула от удовольствия.
Когда первая волна жара схлынула, она вспомнила последние слова Питера и не на шутку перепугалась, значит, он все-таки подозревает заговор! Надо немедля рассеять его сомнения. Вот только как объяснить эту сумасбродную выходку?
— Ты, кстати, не прав, думая, что мне кто-то подсказал вырядиться Клеопатрой, — после недолгого размышления сказала она. — Просто я однажды видела такой сон.
— Сон? Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе снился я?
— Ты снишься мне каждую ночь.
— Надеюсь, это грешные сны? — он провел рукой по ее бедру, и тело Габриэллы тут же откликнулось на эту ласку.
— Это были восхитительные сны.
— Расскажи мне о них, — промурлыкал он, протянувшись на спину, потянул ее на себя.
Габриэлла ахнула, шокированная своим положением, и попыталась прикрыть грудь руками, но Питер не позволил ей этого сделать.
— Так что же мы делали во сне, а, Клеопатра?
— Ты разворачивал ковер и присоединялся ко мне, — почти простонала она, изнемогая под его взглядом.
— А потом?
— Потом мы занимались безумной, страстной любовью.
— Как? — шепнул он, языком прокладывая влажную дорожку к ложбинке между ее грудей.
— О, Питер, лучше я тебе это покажу.
Она припомнила все уроки Розалинды и продемонстрировала ему весьма смелый и еще более откровенный поцелуй.
— Дальше, — глаза его стали словно горящие угли.
— Потом ты раздел меня и стал ласкать… здесь и вот здесь, — с придыханием прошептала она, направляя его руки и моля Бога, чтобы он не останавливался.
— А что было еще? — потребовал Питер. Габриэлла едва могла говорить, ее переполняло желание.
— Я… я не помню.
— Попробую освежить твою память, — шепнул он, целуя ее шею. — Потом ты легла на спину, — Питер легко перевернул ее и раздвинул коленом ноги девушки. — И я заставил тебя извиваться, трепетать и задыхаться от наслаждения.
Он прижался к ее пылающей сердцевине, Габриэлла выгнулась ему навстречу и они слились воедино. Теснее, тверже, быстрее… Они двигались в одном властном ритме, сгорая от возбуждения.
— Я люблю тебя.
— Я люблю тебя.
Они соприкасались свободно и полно, любя друг друга без ограничений. Они исследовали богатство любви, пока страсть, достигнув апогея, не прорвалась восхитительным освобождением.
— Интересные сны вам снятся, леди Сэндборн, — поддразнил Питер, ложась рядом. Впервые он видел Габриэллу такой бесстыдно обнаженной, такой первобытно женственной и такой чертовски соблазнительной. Он не отрывал от нее глаз. В их таинственной глубине светилось чувство удовлетворения, завершенности и любви.
— То, что происходит наяву, намного интереснее, лорд Сэндборн, — с лукавой улыбкой отозвалась она. — Все самое скандальное и волнующее неизменно связано с вами, безнравственный вы человек. Что же я скажу теперь своему мужу? Он грозился убить меня за измену.
— Скажи ему правду, — усмехнулся он ее шутке.
— Правду?
— Ну, конечно. Скажи, что мы работали над книгой.
— Какой книгой, любимый? — не поняла Габриэлла.
— Правил.
Когда смысл дошел до нее, она от души расхохоталась, а он добавил:
— И не забудь упомянуть о том, что между делом мы занимались любовью всю ночь напролет.
Проснувшись на следующее утро, Габриэлла никак не могла понять, где находится. Сидя на смятой постели и моргая, она пыталась сориентироваться в окружающей обстановке. Лишь когда взгляд ее упал на вдавленную подушку рядом, Габриэлла все вспомнила и томно потянулась.