Идеальная мать

Колетт пожала плечами:

— Ну, как-то не заходило речи о работе.

— А что за книга? — спросила женщина с ярко-оранжевыми ногтями, которая сидела с другого конца стола. У нее, насколько Нэлл помнила, были близнецы.

— Мемуары.

— В твоем возрасте? Ничего себе.

Колетт закатила глаза:

— Да ничего особенного. Это не мои мемуары. Я литературный раб.

— Это как? — спросила Фрэнси. — Ты пишешь книгу за какую-то знаменитость?

— Ну, что-то вроде того. Я бы сказала, за кого, но… — Колетт махнула рукой и посмотрела на Уинни. Нэлл заметила, что та не отрывалась от телефона с тех пор, как села за стол. — Все нормально? — спросила Колетт.

— Да-да, — ответила Уинни и заблокировала экран.

Нэлл обратила внимание, что ногти Уинни были обкусаны до мяса. Несмотря на улыбку, в ее взгляде сквозило плохо скрываемое беспокойство. Уинни призналась Скарлет, что у нее совсем нет сил, но Нэлл раньше замечала, что Уинни рассеяна и стала намного реже приходить на встречи.

К их столу подошел побритый налысо официант с сережками-гвоздиками на брови:

— Началось обслуживание столиков, дамы, какой будет заказ?

Нэлл коснулась руки Уинни и спросила:

— Ты что будешь? Я угощаю.

Уинни улыбнулась:

— Чай со льдом.

Нэлл откинулась на стуле:

— Чай со льдом?

— Да, он тут хороший. Без сахара.

— Хороший чай со льдом без сахара? Так не бывает, — она подняла брови. — Не хочу вести себя, как девятиклассница на выпускном, но сегодня обязательно надо нормально выпить.

— Нет, спасибо, — сказала Уинни и посмотрела на официанта. — Просто чай со льдом.

— Дело твое, — сказала Нэлл, поднимая стакан. — Мне еще один джин-тоник. Кто знает, когда я в следующий раз окажусь в баре.

— Я и представить не могу, как ты на это решилась, — сказала Фрэнси, когда официант принял заказы и отошел от столика. — Ты выходишь на работу на следующей неделе!

— Да ерунда, — сказала Нэлл. — Все будет хорошо. И вообще, мне, по правде говоря, не терпится вернуться на работу. — Она отвела взгляд, надеясь, никто не догадается, что на самом деле ей нехорошо от одной мысли о том, чтобы через пять дней выйти из декрета. Она была не готова расстаться с ребенком так рано, но у нее не было выбора. Компания «Саймон Фрэнч Корпорейшн», в которой она работала, самое крупное журнальное издательство в США, вынудила ее немедленно вернуться на работу.

«Тебя, конечно, никто не заставляет, Нэлл, — Йен позвонил ей из офиса три недели назад, чтобы „проведать“. — Просто, понимаешь, ты главный технический директор, сейчас мы переходим на новую систему безопасности, и, собственно, для этого тебя и нанимали. — Он помолчал. — Только ты можешь это сделать. Момент неподходящий, но это важно».

«Что важно?» — Нэлл очень хотелось спросить это у Йена, своего босса, у которого на голове был хохолок, словно у какого-то мультяшного персонажа. Йена, который носил нарочито стильные ремни в стиле преппи: голубой с розовыми китами, салатовый с вышитыми ананасами. Что именно важно? Удостовериться, чтобы никто не взломал их секретные файлы? Предотвратить попытки загадочных русских хакеров получить доступ к невозможно дурацкому интервью с Кэтрин Фэррис, звездой какого-то телешоу? Не дать им раскрыть ее всеми силами охраняемый секрет чистой кожи (две чайные ложки рыбьего жира утром и чашка чая с жасмином перед сном)?

Нэлл вгляделась в лица женщин вокруг стола и увидела на них сострадание:

— Да ладно вам! — сказала она. — Детям полезно видеть, как мамы уходят на работу. Это развивает в них самостоятельность.

«А мне-то как быть?» — думала она. Она не могла рисковать этим местом, учитывая нью-йоркские цены, учитывая, во сколько им обходится двухкомнатная квартира в двух кварталах от парка, и то, что они еще не расплатились с кредитом на обучение. Она зарабатывала в два раза больше, чем Себастьян, который работал помощником куратора в Музее современного искусства, и они жили в Нью-Йорке благодаря ее зарплате. Она не могла всем рисковать ради четырех недель неоплачиваемого декрета.

— Я вчера была в «Хол Фуд», — сказала Колетт. На руках у нее блестели золотые браслеты. — Кассирша рассказала, что ей после рождения ребенка дали всего четыре недели. Неоплачиваемые, конечно же.

— Это противозаконно, — сказала Юко. — Они обязаны сохранять за ней место в течение трех месяцев.

— Я ей так и сказала. Но она только плечами пожала.

— У меня есть подруга в Копенгагене, там они обязаны сохранять место в течение года, — сказала Колетт. — Вообще-то США — единственная страна, кроме Папуа Новая Гвинея, где нет обязательного оплачиваемого декретного отпуска. Понимаете, США. Страна, где семейные ценности на первом месте.

Нэлл отпила из стакана и почувствовала, как от алкоголя начинают расслабляться мышцы.

— А если мы будем все время всем напоминать, что младенцы совсем недавно были эмбрионами, может, люди начнут поддерживать идею оплачиваемого декрета, как думаете?

— Слушайте, — Юко стала читать с экрана телефона. — Финляндия: семнадцать недель декрета. Австралия: восемнадцать. Япония: четырнадцать. Америка: ноль.