— Я не хочу разочаровать вас, — твердо сказал он. — Я не хочу, чтобы вы через год или два обнаружили меня среди ночи одного в компании злых призраков прошлого и почувствовали ко мне презрение и пожалели о сегодняшнем дне.
— Я никогда не смогла бы презирать вас, — на одном дыхании прошептала Бланш.
— Это правда?
— Да!
Он хмуро кивнул и продолжил свои признания:
— Бланш, я не могу обещать вам, что смогу жить в городе так долго, как вам хотелось бы. Я не могу пообещать, что не буду страдать от бессонницы и пить в одиночку до поздней ночи. И я не могу обещать, что буду ласковым и вежливым, если вы осмелитесь появиться передо мной в это время.
Бланш прикусила губу. Он готов принять ее предложение и вот‑вот примет. Но он настаивает на том, чтобы она представляла себе все его недостатки.
— Я знаю, что, если осмелюсь спорить со львом в его логове, он может меня укусить. Но вы больше напоминаете пса, рычание которого страшнее, чем его укус.
— Я не смог разубедить вас? Вы представляете себе сложности, которые ожидают нас в нашей совместной жизни?
— Да, представляю! Нет, не разубедили! — крикнула она.
Он пристально посмотрел на нее, она ответила таким же пристальным взглядом. Он по‑прежнему не улыбался и нисколько не изменился — только, может быть, в его лице было больше нервного напряжения и меньше уверенности.
— Если так, я должен сделать еще одно, последнее признание.
Бланш вздрогнула: ей стало страшно. Страх вызвал опасения. Разве признаний, которые уже сделаны, недостаточно? В чем еще он может признаться?
Сэр Рекс облизнул губы. Раньше Бланш никогда не видела у него этого нервного жеста.
— Если вы передумаете после того, как услышите то, что я сейчас скажу, я вас пойму, — заговорил он.
— Вы меня пугаете.
Легкая тень пробежала по его лицу.
— Совесть не позволяет мне обсуждать дальше наше будущее, если я не сделаю этого признания. Бланш, у меня есть ребенок — сын.
Бланш удивилась: если бы она не услышала сейчас это от него, не догадалась бы, что его тревожит!
— Согласно договору, который я заключил около десяти лет назад, он живет со своей матерью.
Его рот искривился от жестокой душевной боли.
Бланш мгновенно поняла все. Его разбитое сердце болело не только из‑за войны. Оно болело еще и из‑за этой женщины, матери его ребенка, и из‑за его сына.
— В той семье нет других наследников. — Он словно читал выученный заранее текст. — Недавно я понял, что они могут дать моему ребенку такую жизнь и такое наследство, каких никогда не смог бы дать я.
— Значит, вашего сына воспитывают двое — муж и жена?
Рекс кивнул.
— Его зовут Стивен, и ему девять лет, — произнес он, резко выпрямился и отвернулся от Бланш. Теперь девушка видела в профиль его лицо — застывшую маску человека, который подавляет свои чувства. Бланш поняла, что он борется с глубоким горем.
Ее сердце разрывалось от сочувствия к сэру Рексу. Он горюет о разлуке с сыном, которого не может ни признать своим, ни воспитывать. Бланш хотела утешить его, но не посмела. Она чувствовала, что, если хотя бы дотронется до него, он не выдержит и даст волю горю при ней, и понимала, что должна пощадить его гордость.
Он глубоко прерывисто вздохнул и сказал:
— Однажды Стивен унаследует очень громкий титул, один из величайших титулов в нашей стране, и вместе с ним огромное состояние.
Потом он медленно повернулся к Бланш.
Каждая черта его лица словно стала глубже, и каждая выражала не просто боль, а муку.
— Расскажите мне о нем, — шепнула Бланш. — У него темные волосы, как у вас, или светлые?
— Не могу, — ответил сэр Рекс и, хромая, отошел в сторону.
Бланш обхватила себя руками и сделала глубокий вдох. Через девять лет рана от разлуки с сыном еще свежа в его душе и болит. Бланш знала, что не смеет задавать ему вопросы… и решила, что когда‑нибудь задаст их.
Сэр Рекс, наконец, снова повернулся к ней лицом. Их разделяла клумба с еще не проснувшимися от зимнего сна цветами.
— Я считаю, что поступаю так, как будет лучше для моего сына. Он не знает, что я его отец. И не узнает ни в коем случае, пока не получит свое наследство.
— Вы поступаете самоотверженно. Так поступил бы любой хороший родитель, — заверила его Бланш.
— Спасибо. — Он вежливо кивнул. — Об этом никто не знает. До сих пор я один нес груз этой тайны. Нелегко было смириться с этим и скрывать ее от моей самоуверенной родни, которая любит совать нос в чужие дела.
— Конечно, это было трудно. Я буду надежно хранить вашу тайну.
Он посмотрел ей прямо в лицо и сказал:
— Я не вижу, чтобы вы были потрясены. И осуждения я тоже не вижу на вашем лице.
— Я не осуждаю вас за то, что у вас есть незаконный ребенок. Господи! Да у половины господ и дам в свете есть внебрачные дети! — Бланш каким‑то образом сумела улыбнуться, надеясь, что улыбка его ободрит.
Его лицо вытянулось. Потом он протянул руку вперед, и сердце Бланш словно взлетело вверх от счастья. Она подала ему руку. Его пальцы обхватили ее ладонь так крепко, как будто он боялся потерять Бланш и был готов никогда не отпускать ее от себя.