Идеальная няня

Они с Полем обзвонили друзей, коллег и родственников. Кто-то дал им телефон одной студентки – «может, она вас выручит?» – и, к счастью, та согласилась приехать прямо сейчас. Симпатичная блондинка лет двадцати не вызвала у Мириам доверия. Войдя в квартиру, она неторопливо сняла свои ботильоны на шпильке. Мириам заметила у нее на шее татуировку – на ее взгляд, ужасную. На все разъяснения Мириам она лишь кивала: «Ага», хотя было ясно, что она ничего не запоминает и мечтает об одном – поскорее выпроводить настырную мамашу. Она попыталась подлизаться к Миле, дремавшей на диване, изобразив материнскую заботу – девчонка, сама еще не расставшаяся с детством.

Но только вечером, вернувшись с работы, Мириам осознала весь ужас ситуации. В квартире царил настоящий разгром. Игрушки были разбросаны по всей гостиной. В раковине громоздилась грязная посуда. На журнальном столике засохли ошметки морковного пюре. Девушка вскочила с резвостью заключенного, наконец выпущенного из тюремной камеры. Сунула в карман деньги и с мобильником в руке помчалась к двери. Позже Мириам обнаружила на балконе с десяток окурков самокруток, а на голубом комоде в детской – липкую лужицу растаявшего шоколадного мороженого.

* * *

Три дня Луизу мучили кошмары. Она не спала, но впадала в мучительное, сродни летаргии, состояние: мысли у нее путались, она чувствовала дурноту. Всю ночь она слышала какой-то внутренний вопль, насквозь прожигавший кишки. Она ворочалась на своем диване в сбившейся комом рубашке и бессильно скрипела зубами. Ей казалось, что кто-то наступил ей на лицо тяжелым башмаком, что ее рот набит землей. Ноги сотрясала мелкая дрожь, вызывая в памяти хвост головастика. Ей было совсем плохо. Она вставала попить, сходить в туалет и снова валилась на диван.

Она выныривала из сна, как из морской бездны, и, как обессилевший пловец, задыхаясь от нехватки кислорода, барахтаясь в воде, превратившейся в плотную черную магму, молилась о глотке воздуха и собирала последние силы, чтобы всплыть на поверхность и сделать судорожный вдох.

В свой блокнот с обложкой в цветочек она записала подслушанный у врача больницы Анри-Мондор термин: депрессия с признаками делирия. Луизе показалось, что это звучит очень красиво и придает ее тоске оттенок нездешней поэтичности. Она записала эти слова своим странным почерком – старательно перекрученными заглавными буквами. Все записи в ее блокноте напоминали те шаткие строения из деревянных кубиков, которые Адам возводил только ради удовольствия их разрушить.

Впервые в жизни она задумалась о старости. О том времени, когда тело начнет ее подводить, когда малейшее движение будет причинять ей нестерпимую боль. О том, сколько денег придется тратить на лекарства. Она с ужасом представляла себе, как лежит больная и беспомощная в комнате с немытыми окнами. Эта мысль преследовала ее как наваждение. Она ненавидела свою квартиру. Ее сводил с ума затхлый запах из душевой кабины, проникавший ей в самое нутро. Все зазоры и щели в квартире были покрыты налетом зеленоватой плесени, и, как она ее ни отскребала, наутро корка появлялась снова, еще более плотная, чем раньше.

В ней закипала ненависть. Чувство, несовместимое с ее вечной покорностью и детским оптимизмом. Ненависть туманила ей взор. Луиза проваливалась в печальные, сумбурные сны. Ее преследовало ощущение, что она видела и слышала слишком много о чужой жизни, о чужой близости, в праве на которую ей было отказано. У нее даже своей комнаты никогда не было.

* * *

После двух безумных ночей она наконец почувствовала, что готова вернуться к работе. Она осунулась, и ее девичье личико, бледное и худое, как будто еще вытянулось, словно по нему били молотом. Она причесалась и накрасилась. Накладывая на веки свои лиловые тени, она совсем успокоилась.

В половине восьмого утра она открыла дверь квартиры на улице Отвиль. Мила в своей голубой пижамке бросилась навстречу няне, обняла ее и воскликнула:

– Луиза, ты пришла! Наконец-то ты вернулась!

Адам, сидевший у матери на руках, услышал голос Луизы, узнал запах ее пудры и деликатный звук ее шагов. Он заколотил кулачками в грудь Мириам, которая с улыбкой передала его на попечение Луизы.

* * *

В холодильнике у Мириам громоздились пищевые контейнеры. Они стояли один на другом, рядом с мисочками, накрытыми фольгой. На полках лежали крохотные ломтики лимона, увядшие огуречные попки, четвертушка луковицы, запах которой заполнял всю кухню, стоило открыть дверцу холодильника. Кусочек сыра, от которого осталась одна корка. На дне очередной коробочки Мириам находила засохшие пожелтевшие горошины. Три макаронины. Ложку каши. Кусочек жареной индейки, которого не хватило бы на обед и воробью, но который Луиза не решалась выбросить.

Мириам и Поль подшучивали над ней. Поначалу бзик Луизы, хранившей все объедки, вызывал у них только смех. Няня дочиста выскребала консервные банки и заставляла детей вылизывать стаканчики из-под йогурта. Родителям это казалось нелепым, но трогательным.