Идеальная пара

Фелисия не слушала его. Она дрожала, но не от страха, а от гнева на свою собственную слабость. Она чувствовала, как его рука медленно скользит ей под юбку.

Она отстранилась, пытаясь взять себя в руки: она со страхом размышляла о безумии того, что собиралась сделать, и одновременно хладнокровно планировала, как это осуществить. Ее пугали последствия – скандал, позор, наказание, – но если это был единственный путь спасти Робби, то она была готова его пройти.

Шекспировские женщины, говорила она себе, не медлили, чтобы завершить начатое. Клеопатра, Джульетта, леди Макбет – они понимали благородные жесты, великие жертвы. Она точно знала, что ей делать – и все же ощущала, как груз отвращения и сомнения сдерживал ее.

Комната была слишком мала, чтобы она могла отодвинуться от Марти и быть от него подальше.

На нее давило его присутствие, его голос, его нарастающий гнев.

– Я с тобой говорю, – раздраженно произнес Марти, его гнев вырвался наконец наружу. Он схватил ее за руку и потянул к себе.

Она не сопротивлялась – обмякла в его руках. Он прижался губами к ее губам, стараясь при этом свободной рукой обнять ее за талию.

– Черт, – пробормотал он, – зачем ты затащила меня сюда? Эта кровать слишком узкая…

Фелисия попыталась оттолкнуть его, но он только рассмеялся.

– Не разыгрывай со мной недотрогу, Лисия, – сказал он. – Я же прекрасно тебя знаю.

«Ты совсем меня не знаешь, – сказала она про себя. – Даже я сама себя не знаю, как выяснилось». Ее сумка лежала рядом с ней на кровати, стоило только протянуть руку. Огромным усилием воли она все-таки сунула в нее руку и тут же почувствовала, как ее ладонь начала гореть, будто она схватилась за что-то раскаленное; потом, словно пытаясь прекратить это невыносимое жжение, она резко согнула руку и закрыла глаза.

Она почувствовала острую боль от запястья до самого плеча. На мгновение ей показалось, что она вывихнула руку, но это чувство прошло, оставив после себя ощущение онемения, словно рука стала безжизненной.

Сначала Марти не сдвинулся с места и не издал ни звука. Он прижимался к ней, всем телом придавив ее к кровати, но потом внезапно начал оседать, его мышцы ослабли, будто он задремал.

Он слабо тряхнул головой и опустился на колени. В его глазах, в первый раз за все время, что она его знала, отразилось не просто удивление, а нечто похожее на изумление. Сейчас в них не было безжалостности – это были темные, полные слез глаза обиженного ребенка.

– Боже! – произнес он. – Что это было? – Правой рукой он ощупал свою спину и то, что он там обнаружил, заставило его широко открыть глаза от растерянности и страха. – Ты сумасшедшая сука! – закричал он – или попытался закричать, потому что его голос был слабым и искаженным, будто доносился из-под воды.

Фелисия не меньше, чем он, была поражена видом кинжала, торчавшего у него из спины.

Марти сделал попытку подняться; его рука тянулась к кинжалу, но он не мог заставить свои мышцы слушаться и лишь с глухим, сдавленным стоном неловко упал на бок.

Он с трудом потянулся к ней, то ли чтобы ухватиться за нее, то ли чтобы наказать ее, Фелисия не могла сказать. Она отодвинулась от него на самый край кровати, подальше от чего-то теплого и липкого, что она ощущала на своей коже, и осталась сидеть там, поджав под себя ноги, недосягаемая для него. В комнате не было холодно, но она не могла унять дрожь.

– Помоги мне, – сказал Марти голосом тонким и слабым как у ребенка. Он по-настоящему умолял ее.

Она покачала головой. Она не могла помочь ему, не могла помочь себе. Она сидела, замерев на месте, будто находилась на крошечном островке, где мог поместиться только один человек, а за его пределами лежали все опасности бездны и мрака.

– Доктора. Пожалуйста.

Она не сдвинулась с места, чтобы помочь ему – не смогла.

Теперь он по-настоящему плакал, слезы струились по его свежевыбритым щекам – должно быть, он побрился перед тем, как ехать сюда.

– За что? – спросил он. – Что, черт возьми, я тебе сделал?

У нее не было сил говорить.

– Это не за меня, – с трудом выдавила она. – Это за Робби.

– За Робби? – Марти тяжело дышал, ему не хватало воздуха. Он закашлялся тяжелым влажным кашлем, и струйка крови потекла у него по подбородку. – Почему? Я никогда не трогал Робби.

– Снимки, Марти – Робби и Билли Дов. Я видела один. И я слышала, что ты говорил в «Клариджез». Ты шантажировал его.

Марти опять закашлялся, на этот раз звук был таким, какого ей в жизни не приходилось слышать. В его глазах стоял ужас и недоумение.

– Рэнди, не Робби! Это был Рэнди с Билли Довом…

С минуту он лежал молча, а она молилась, чтобы он больше не кашлял – потом он рассмеялся веселым смехом, как от удачной шутки.

– Ты совершила большую ошибку, Лисия, – со смехом произнес он. – Большую, большую ошибку. – Теперь его дыхание стало прерывистым, словно усилия, которые он на него затрачивал, лишали его последних сил. – Я тоже… сделал… большую ошибку, – срывающимся голосом сказал он, все еще пытаясь смеяться. – Век живи – век учись, верно, Лисия? А теперь помоги мне. Пожалуйста!