Идеальная пара

Он взял руку Фелисии, положил ее поверх своей и воткнул кинжал в торт Марти Куика с такой силой, что чуть не проткнул поднос, потом неуклюже отрезав от него кусок, положил его на тарелку. Оставив кинжал, Робби обнял Фелисию и поцеловал в щеку, чтобы фотографы могли запечатлеть этот момент.

– Филип никогда мне этого не простит, – шепнул он.

– Я не хотела… – Ее извинение не было произнесено до конца, потому что гости сгрудились вокруг них, стали жать Робби руку и обнимать Фелисию, а некоторые даже плакали – включая Рэнди. Филип нежно поцеловал ее в щеку; Гиллам Пентекост, возвышаясь над ней, долго не мог решить, следует ли ему поцеловать ее или нет, но в конце концов ограничился вялым рукопожатием, и наконец, последний, кто собрался поцеловать ее, обнял ее так крепко, что ей стало трудно дышать. Одной рукой он держал ее за шею, чтобы она не могла отстраниться, другой несколько раз провел по ее спине, опускаясь чуть ниже, чем допускали приличия. Фелисия закрыла глаза, но запах дорогого одеколона и сигар был таким знакомым, что этого человека невозможно было ни с кем спутать.

– Целовать невест других мужчин гораздо приятнее, чем свою собственную, – прорычал Марти Куик. – И дешевле. Как насчет обеда с невестой на будущей неделе? В «Клариджезе»?

– Если только по твоим карточкам.

– Заметано. – Он наклонился к самому ее уху. – Если хочешь знать, ты – женщина, которой Робби явно не заслуживает. Ему просто крупно повезло. – Он подмигнул. – Надеюсь, он об этом знает.

– За исключением эпизода с кинжалом – бедный Филип! – я думаю, все прошло хорошо. Надеюсь, что Филип это переживет. Как ты считаешь, дорогая?

Ей было безразлично. Лучше бы Робби беспокоился о том, хорошо ли она провела время, но он, конечно, был слишком занят мыслями о переживаниях Филипа Чагрина. В конце концов, с этим проклятым кинжалом ничего не случилось! – сказала она себе. И она извинилась перед Филипом, который был любезен, как всегда.

Робби стоял перед комодом и вынимал запонки; на его лице было удовлетворенное выражение человека, который провел длинный и трудный вечер и теперь мечтает поскорее лечь спать.

Фелисия сидела перед своим туалетным столиком, соблазнительно наклонившись вперед; ее грудь была полуобнажена, подол комбинации приподнят настолько, что была видна верхняя часть ее чулок. Одна черная туфля на высоком каблуке болталась у нее на ноге. Если все это не представляло собой обольстительное зрелище, то она не могла вообразить себе что-то другое, и все же Робби больше интересовало пятно на его брюках, чем она.

Она осушила бокал шампанского и наполнила его опять из бутылки, которую захватила снизу. Она была под хмельком, но ни она сама, ни даже доктор Фогель, не могли бы сказать, что она была пьяна. Просто она дошла до такого состояния, когда ее самоконтроль был несколько ослабленным. Она уже сняла макияж, оставив только тени, которые, как она считала, придавали ей робкий и трогательный вид и делали моложе – к тому же в комнате было подходящее освещение.

– Забудь о Филипе, дорогой, – сказала она. – Мне очень жаль. Искренне жаль! Я знаю, что мне не следовало трогать кинжал. Но я не думала, что вы держите это в тайне, как какие-нибудь масоны. Филип скоро все забудет, уверяю тебя.

Робби с явным сомнением посмотрел на нее. Ну и пусть, подумала Фелисия, все равно она не позволит Филипу Чагрину испортить ей эту ночь.

– К черту кинжал! – воскликнула она. – К черту Филипа! Эта ночь принадлежит мне.

На лице Робби появилось виноватое выражение – или это было лицо человека, который почувствовал, что плохо играет свою роль? Он потоптался на месте, отложил сигарету, взял свой бокал с шампанским и подошел к ней.

– Конечно, тебе, любимая, – нежно сказал он. – Поздравляю! Мы ждали десять лет – но это того стоило.

– Надеюсь, что я стою того, что меня ждали так долго.

– Конечно. – Он поднес бокал к губам. – Я тут подумал. Давай купим Сайон-Мэнор, дорогая. Его продают недорого. Оттуда всего два часа езды до Лондона. Чудесное место для детей.

– Я бы не хотела играть «Отелло» беременной, – ответила она, смеясь, даже не подумав, что она говорит. – Нам надо выбрать подходящий момент.

– Все же есть определенные веши, которые имеют более важное значение, чем театр.

У нее на языке вертелась фраза, что ему легко так говорить – ведь не ему придется забеременеть, но она знала, что из этого ничего не получится. Все же она не могла избавиться от мысли о том, что всю жизнь для Робби на первом месте был театр, он был для него важнее ее любви, важнее всего остального, а теперь он ждет, что она оставит все, чтобы подарить ему ребенка…

– Конечно, есть, дорогой, – согласилась она. – Ты не поможешь мне расстегнуть ожерелье?