Идеальная пара

Мания чистоты и аккуратности – определенно редкое явление в средневековой Шотландии – могла стать интересным штрихом в раскрытии Фелисией образа леди Макбет; ее руки постоянно поправляли бы что-то, ставили все на место, смахивали пыль с плаща Макбета… Надо поговорить об этом с Филипом, решил он.

Робби с удивлением почувствовал, что рука Фелисии сжала его руку под одеялом.

– Робби, – прошептала Фелисия; ее голос был слегка хрипловатым от многочисленных сигарет и нескольких часов непрерывного пьянства в обществе Тоби Идена, – я не вызываю у тебя отвращения?

– Боже мой, нет, конечно! – воскликнул он, проснувшись от неожиданности. Он почувствовал, как кончики ее пальцев скользят по шелку его пижамы. Он ненавидел эти проклятые пижамы, и на фронте совершенно спокойно спал в одних трусах, но Фелисия всегда покупала ему самые дорогие пижамы, поэтому он считал себя обязанным носить их. – Что ты имеешь в виду, любовь моя?

– Мое тело не вызывает у тебя отвращения?

– Почему это тебя вдруг стало волновать?

– Просто интересуюсь. Что тебе больше всего нравится в женском теле? В отличие от мужского, я имею в виду?

Ее вопрос заставил его насторожиться.

– Меня никогда не интересовало мужское тело, – твердо заявил он.

– А я думала, каждого мужчину это интересует – немного. Женщин ведь привлекают другие женщины, пусть всего лишь в воображении.

– Возможно. Я не знаю. Однако я не испытываю никакого интереса к мужским телам. Я достаточно на них нагляделся в школе и на фронте.

– Неужели тебя никогда не интересовало, как это – заниматься любовью с другим мужчиной? Меня, например, интересовало, что можно почувствовать, занимаясь любовью с другой женщиной?

Вейн вздохнул.

– А меня нет.

– Понимаю. – Ему явно не удалось убедить ее. Он был уверен, что она рассчитывала застать его врасплох, когда он устал и хочет спать. Ему хотелось поскорее уйти от этой опасной темы. Он привлек ее к себе и крепко поцеловал.

В тусклом свете, проникавшем из гостиной, последнее, что он увидел перед тем, как заняться с ней любовью, были ее глаза, глядящие на него с холодной пристальностью следователя, как будто она точно знала, что он сейчас сделает и что он старается скрыть. Потом она оказался под ним, и все исчезло.

Робби понял, что не доставил ей особого удовольствия – все произошло слишком быстро, будто она тоже хотела поскорее покончить с этим.

Он уже начал засыпать, когда вдруг осознал, что ему это тоже не доставило большого удовольствия. Он чувствовал Фелисию рядом с собой, слышал ее ровное дыхание, она и во сне касалась его рукой, будто хотела убедиться, что он не исчез.

Никогда еще в своей жизни Робби не чувствовал себя таким одиноким.

Сцена десятая

В Манчестере Фелисии ничего не нравилось – ни декорации, ни ее гримуборная, ни акустика театра. Она была недовольна костюмом Робби и его гримом – он сделал его, не посоветовавшись с ней – а почтение, с которым вся труппа относилась к Робби, отодвигая ее на второй план, вызывало у нее раздражение.

За время затянувшегося отсутствия Филипа Чагрина – он прислал телеграмму с извинениями, – Робби взял все дела в свои руки, и хотя Фелисия сочувствовала ему, видя, сколько сил отнимают у него многочисленные обязанности, которые он на себя взвалил, ее возмущали его исключительное положение и тот факт, что он обращался с ней, будто она была лишь одной из проблем в изнурительной задаче донести «Макбета» до зрителя в более или менее целостном виде. Если бы ее репетициями – и Робби тоже – руководил сам Филип, постоянно повторяла она себе, все было бы хорошо, но до премьеры оставалось меньше недели, а она чувствовала себя неподготовленной и, хуже того, заброшенной.

При первом чтении проблемы «Макбета» показались ей не сложнее, чем в любой другой пьесе Шекспира. Только оказавшись на сцене, в театре, она начала понимать, почему многие поколения актеров и актрис считали, что на этой пьесе лежит проклятие. Она была невозможно трудна для постановки, как будто создавая ее, Шекспир забыл, что сам когда-то был актером.

Сцену, в которой призрак Банко занимает место за столом на пиру, можно было играть либо с пустым стулом, либо здесь должен был появиться Тоби Иден в соответствующем гриме, но Робби не удовлетворяло ни то, ни другое. Ему не нравилось играть с пустым стулом, но призрак в лице Тоби нравился ему еще меньше, потому что, как он ни старался, невозможно было сделать призрачным «слишком плотное тело» Тоби Идена и скрыть живой взгляд его глаз. Еще сложнее была сцена, где Макбет видит перед собой кинжал. И Филип и Робби пришли к единому мнению, что если зрители будут видеть призрак Банко, то они должны видеть и таинственный кинжал. Предпринимались бесконечные попытки показать его в воздухе перед Макбетом, использовалось все: от диаскопа до специального солнечного прожектора. Эти эксперименты так увлекли группу осветителей, что Фелисия постоянно жаловалась, что ее оставляют в полной темноте прямо посреди сцены.