– Гадство, – прокомментировал он.
– Действительно, – согласилась она.
Но все это того стоило, если Долан и правда был тем, кого они ищут.
«
Через час она уже сидела напротив него за столом. Девон расположился справа от нее, двое других полицейских охраняли дверь – один по эту, другой по ту сторону. Дежурный юрисконсульт, молодая женщина в ярко-красном пиджаке, который, казалось, был ей на два размера больше, выпрямившись, сидела рядом с подозреваемым, постукивая ручкой по столу.
Джорджу Долану было пятьдесят три года. Это был невысокий бритоголовый человек в синей рубашке, заляпанной пятнами. От него сильно пахло перегаром и потом. Он выглядел так, как будто когда-то был бодибилдером или боксером, под слоем жира у него проступали крепкие мышцы.
Когда формальности были завершены, Хелена откашлялась, а затем на мгновение воцарилась тишина. Джордж Долан выглядел спокойным, его маленькие глаза, которые были почти черными, абсолютно ничего не выражали.
– Итак, мистер Долан, прошлой ночью вы вошли в этот полицейский участок и сделали чистосердечное признание. Вы были пьяны, и мы позволили вам проспаться, затем снова поговорили с вами сегодня утром, но вы продолжали настаивать на своем. Можете ли вы повторить ваше признание под протокол сейчас?
Долан поерзал на стуле, затем наклонился вперед, положив обе руки на стол перед собой.
– Конечно, – сказал он гортанным грубым, прокуренным голосом с сильным юго-западным акцентом. – Я их убил.
Он замолчал, бросив взгляд по очереди на Хелену, на Девона, затем на своего адвоката. Все они смотрели на него, и его губы дрогнули.
«
– Я убил их всех, – снова повторил Долан. – Двух парней в Лондоне и двух в Даунсе. И еще одного, самого последнего, О'Коннора – того, которого вы еще даже не нашли. Это я сделал. Я убил их всех. Я тот, кого вы так долго искали. Я – серийный убийца.
Какое-то мгновение все молчали, не двигались и не дышали. Потом Долан медленно откинулся на спинку стула, и улыбка, которая все это время норовила появиться на его губах, вдруг расплылась по его довольному лицу.
– Ну давайте же! Арестуйте меня! Вы ведь получили признание. Вяжите меня! Я продолжу убивать, если вы этого не сделаете, – сказал он.
Хелена сглотнула и взглянула на Девона, который поднял бровь. Затем она повернулась к Долану, который смотрел на нее с ехидной усмешкой на распухшем лице.
– Хорошо, мистер Долан. Спасибо вам за признание. Однако теперь нам нужно задать вам несколько вопросов. Первый из них: почему? Почему вы убили пятерых человек? И почему именно эти пятеро мужчин? Что послужило для вас мотивом… в чем причина?
– Мой мотив? – Джордж Долан рассмеялся отрывистым хриплым смехом, который напомнил Хелене лай собаки. – Вы хотите знать, какой мотив? – он снова наклонился вперед, его голова выступила за пределы стола, и она почувствовала запах его дыхания, зловонного и кислого. – Я скажу вам, какой был мотив, – его голос стал низким и полным угрозы. Потом он вдруг неожиданно оскалился в улыбке, показывая полный рот желтых гниющих зубов. – Мне просто вид их не понравился.
Глава 23
В среду утром, сидя за кухонным столом над недопитым кофе и миской с нетронутой кашей, я прослушивала голосовые сообщения по непринятым вызовам. Полиция, похоже, провела телевизионную пресс-конференцию в понедельник, и мое имя упоминалось много раз. Собрались журналисты, которые спрашивали о том, была ли я допрошена по поводу убийств в Лондоне в дополнение к допросам об исчезновении Дэнни и бристольских убийствах. Я пропустила эту пресс-конференцию, так как не сидела целыми днями в Сети и не слушала сводки новостей. Ева тоже не говорила об этом, видимо, чтобы не тревожить меня, за что я была ей очень благодарна, слушая одно голосовое сообщение за другим.
Некоторые сообщения состояли из теплых, поддерживающих слов. Даже несколько друзей Дэнни интересовались, все ли у меня в порядке, и подбадривали меня, говоря, что все уладится само собой, просили, чтобы я не волновалась. Потому что знакомые мне люди не могли даже представить, что я виновна в том, о чем пишут в газетах. Слезы текли из моих глаз, когда я это слушала. Такое ощущение, что плакать уже вошло в мою привычку, потому что в последнее время я делала это почти каждый час. Правда, сейчас это были слезы благодарности. И меня очень согревала мысль, что не все в этом мире настроены против меня.
Сообщения от семьи были не такими теплыми. Со мной снова связался отец. В его взволнованном голосе теперь звучали нотки гнева: