Идеальная секретарша

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Надо собираться…

Комната, в которой я прожила в Москве это время, похожа сейчас на склад – все упаковано, сдвинуто в угол и ждет своего часа, чтобы отправиться вместе со мной на новое место. У меня не так уж много вещей – все старое и ненужное я отдала квартирной хозяйке. Какая жизнь ожидает меня в Риге? Буду ли я вспоминать свою московскую – такую неудачную? Телефонный звонок заставил меня опять ее вспомнить.

– Я сейчас к тебе приеду. – Голос у него уставший и безразличный.

Через час он уже сидит у меня на кухне и пьет чай с ватрушкой. Он вяло жует, творог сыплется ему в чай, но он этого как-будто и не замечает.

– Так что у тебя случилось на этот раз? – Спрашиваю я и почти угадываю его ответ.

– Она ушла.

– Так верни. У тебя масса возможностей. Так, кажется, ты хвастался не так давно? – Говорю я ему как можно равнодушнее. – Купи ей что-нибудь очень дорогое. Подари, в конце концов, ей одну из твоих машин. – Когда я говорю эту фразу, то чувствую себя в роли мудрой тетушки непутевого племянника. – Повези ее на Средиземное море, у тебя же куча денег, что ты их жалеешь? Ты ведь говорил мне, что посвятишь жизнь молодой и красивой. Так посвящай. Или ты думаешь, что молодая и красивая будет любить тебя за так? Нет, мой дорогой, это старая и ободранная кошка любила тебя за так. А благосклонность молодой ты будешь покупать. Один покупает женщину комплиментами, которые называются лестью, другой – деньгами, подарками. Вернется она, куда ж ей деться, вернется, когда нагуляется…

При последних словах он дергается и роняет на пол недоеденную ватрушку. Поднимая ее, он проливает на стол чай, и чай светлой струйкой сбегает ему на брюки. Но он этого, кажется, и не замечает.

– Да, хочу тебя еще огорчить. Рядом с такой молодой девочкой, коей является твоя жена, тебе придется играть одну и ту же роль. Кстати, не всегда она будет тебе нравиться, однако другой тебе не предвидится.

– Что еще за роль? – Спрашивает он несколько озадаченно.

– Роль? Она известна. Это роль молодого, красивого, преуспевающего и счастливого. Всегда жизнерадостного и бодрого.

– Что ж в этом плохого?

Но я не отвечаю на его вопрос и продолжаю в том же темпе.

– Вот последнее – бодр всегда – начнет тебе очень скоро обременять. Но лет 10–15 ты просто будешь обязан казаться именно таким. Ты не будешь иметь право на болезни, стоны, нытье и уныние. Ты вообще не должен рассчитывать на чью-то жалость или сострадание.

– Ну что же она – монстр какой-то, она хорошая и… – Он не может сразу подобрать еще одно подходящее слово и только машет рукой, дескать, ничего я не понимаю, до чего она хорошая. Но я понимаю.

– Да совсем не потому, что она жалеть и сострадать не может – может, но…. Вы как два спортсмена, занимающихся разными видами спорта. Вернее, вы – герои разных поколений. Ты ей – про вечер у камина, она – про ночевку у костра. И вроде бы вы оба хотите посидеть у огня, но только ты – погреться, а она – увидеть искры пламени.

– Но я же не старик? У нас разница в возрасте всего-то… двадцать лет. Нет, я не старик. – Говорит он обиженно. – Почему ты меня так представляешь? Да и зачем мне смотреть вперед, я хочу жить сейчас.

– Да кто ж тебе теперь мешает? Я собираю вещи, а ты – вольный казак – делай, что тебе хочется. И никаких тебе наставлений.

– Так ты уезжаешь? – Дрогнувшим голосом говорит он и поднимает, наконец, голову. А я вижу, что он действительно все еще не замечает моих узлов и коробок.

– А кто же меня остановит? Ты что ли? Ты для меня уже прошлое, – говорю я и удивляюсь, что могу так равнодушно и холодно говорить.

– А как же я? – Спрашивает он, каким-то обиженным голосом.

– А почему меня это должно волновать или интересовать? Ты мне кто? Отец родной? Брат? Друг или любовник?

– Но я же… – Бормочет он. – Ты же… – Не находит он слов и замолкает.

– Все-все, мы еще давно обо всем договорились, попрощались, расстались и нечего что-то выяснять.

– Я рассчитывал… – Опять бормочет он, не глядя на меня.

– У меня принципы – не связываться с женатыми мужчинами. Так меня тетя учила.

– Какая тетя… о чем это ты? – опять бормочет он, а я его легонько поднимаю за плечи и ставлю на ноги.

– Разговор окончен. Приношу свои сочувствия, но ничем помочь не могу.

– Но ты же всегда была мне… – Не договаривает он, потому что я начинаю греметь кастрюлей, которую мне принесла хозяйка специально на эти дни до отъезда, и всем своим видом показываю, что сварить сейчас борщ – задача первостепенная.

– Извини, но я не открывала у себя на дому клинику психологической помощи населению. Я не психотерапевт и не специалист по чужим проблемам. – Жестко и категорично объясняю ему и начинаю кромсать ножом капусту. – У меня есть и свои проблемы.

– У тебя проблемы? – Говорит он совершенно изумленно. И эта его фраза меня окончательно выводит из себя, и я просто взрываюсь.

– Да. Есть. А ты что, думал, что у меня только твои проблемы? И что я всю жизнь буду решать только их? Ты будешь жениться, ошибаться, разводиться, жаловаться на своих баб, любовниц, жен, а я буду тебя жалеть и подбирать остатки с барского стола?

Он неуклюже топчется на месте и вертит в руках чайную ложку.

– Свободен. – Говорю я ему совершенно спокойно и буднично и добавляю. – Дверь на выход – прямо и направо. Может вам лифт вызвать? Или проводить до автомобиля?

Он поворачивается, как солдатик, услышавший команду «направо», и молча идет к двери. Я же вслед кричу, – не забудь дверь закрыть поплотнее. – После этого у меня начинают капать слезы. Они капают мне на грудь, на капусту, а я не вытираю их…

* * *

На другой день я еду в институт, чтобы встретиться с бывшей коллегой, которая обещала мне помочь поставить некоторые недостающие печати в моих документах. Мы поднимаемся с ней на второй этаж, проходим в канцелярию и там она долго объясняет пожилой сотруднице суть нашей просьбы. Та долго не понимает, но в конце концов соглашается сделать все то, о чем мы просим уже чуть ли не хором. Мы договариваемся с коллегой встретиться через полчаса в институтском кафе, чтобы поболтать напоследок перед моим окончательным отъездом из Москвы. И она убегает по своим делам. Я же поднимаюсь еще на один этаж и прохожу в приемную, где когда-то стоял и мой стол. Мне нужна секретарша Наталья. Сейчас обед – все двери нараспашку, а это значит, что она где-то рядом и вот-вот появится. Дверь в кабинет В. тоже открыта. За дверью – сейф, с распахнутой дверцей, и я вижу даже краешек вишневой кожаной папки фирмы «Boss», которую когда-то я сама ему подарила. Папка лежит на нижней полке под горой каких-то бумаг и книг. В одно мгновенье я решаюсь войти в кабинет. Всего несколько секунд мне хватает, чтобы пересечь три метра – от двери до сейфа – и вернуться обратно. Едва я успеваю прикрыть дверь кабинета и опустить папку в свой пакет, как тут же входит Наталья.

– Какие люди! – Радостно восклицает она и ставит кофейник на стол. – Кофе или чай?

– Нет, Наташа, спасибо, ни того и ни другого, я по делу. Ты выпиши мне из картотеки некоторые телефоны. Я когда-то сама их собирала и думаю, что вправе ими воспользоваться.

– Какие разговоры, я всю вашу картотеку занесла в компьютер и сейчас все распечатаю в один миг, ищите сами, если хотите. – И она подвигает мне кресло перед компьютером. Я быстро отыскиваю нужные мне файлы и печатаю их.

– Спасибо. Мне надо идти.

– Шефу говорить, что вы приходили?

– Не стоит. Он меня уже не помнит. – Отвечаю я и ретируюсь, как можно быстрее.

– Да, сегодня утром заходила наша бывшая сотрудница, ну помните, она у шефа еще документы – его личные – разбросала по всему институту? Ну, при увольнении.

– Да, кажется ее звали тоже Натальей? – Отлично зная, что это не так, спрашиваю я.

– Нет, вы забыли, ее звали Татьяной, она ушла отсюда со скандалом, а его назвала своим личным врагом. У них была любовная связь, вот она ему тогда и отомстила. За свою отставку. Неужели не помните? Это было года два назад? А может, три… Все тогда так шептались…

– Не помню я все его интрижки. Да и неинтересно мне все уже. Спасибо тебе, Наташа. Так я пошла, меня подруга в кафе уже заждалась..

* * *

Когда я приехала домой, то обнаружила совершенно свободную от вещей квартиру, а на столе лежала записка от квартирной хозяйки, в которой она сообщала, что присматривала во время погрузки моих вещей в контейнер. Чуть ниже была приписка от нее же – несколько не очень приятных слов по поводу моего несерьезного отсутствия во время этой погрузки. Как же так, писала она, вы заказываете контейнер, а сами гуляете неизвестно где. Рядом лежала квитанция на отгрузку багажа в Москве и получение его уже в Риге.

Я постояла в полупустой комнате и прошла на кухню – там села у окна и расстегнула папку…

… Рукопись моей первой книги, которую я когда-то отдала В., мои письма, первые экземпляры двух договоров на проведение научно-исследовательских работ по закрытой тематике (они были выполнены еще при мне), несколько гарантийных писем от заказчиков на небольшие (по этим временам) суммы, долговые расписки каких-то неизвестных мне лиц… В маленьком целлофановом пакетике – небольшая глянцевая карточка с названием лондонского банка, видимо, его рекламная визитка, с рядком цифр на обороте – телефоном или может быть, номером какого-то счета, – написанными от руки размашистым почерком… Я повертела в руках эту визитку и хотела выбросить ее в мусорную корзину, но вместо этого нарисовала на ней рожицу, очень похожую на самого В., и положила ее в папку. Были в папке еще какие-то бумажки, но я не стала рассматривать их – ничего значительного – и тут мое внимание привлек ключик. Я вытащила его вместе с той банковской карточкой из пакетика, но сразу не посмотрела на него, а отложила в сторону, теперь же, взяв его в руки, подумала, что это должно быть и есть тот самый ключик от сердца В., и что он, как Кащей Бессмертный, прячет его в сейфе. Ключик, коротенький, но с массивной головкой, был просто очарователен – полированный и золотистый, да еще с фигурными бородками по обе стороны. Каждый из бородков имел сложную конфигурацию… Вот, значит, какой сложный замочек от его сердца. И я засмеялась. Кстати, засмеялась я с какой-то легкостью и явным удовольствием…

Потом я застегнула все кнопочки и задернула с дюжину молний, с удовольствием щелкнула замочком, к которому полагался еще и ключик, висевший сбоку на кожаном шнурке… Ах, какая это фирма «Boss» – все-то она продумала до мелочей в этой деловой вещичке.

В это время зазвонил телефон, я подошла к нему и услышала голос подруги.

– Я долго тебя буду тут ждать? – Рявкнула она, и я вспомнила, что обещала заехать к ней еще раз перед своим отъездом из Москвы. – Учти, – сказала она с некоторой угрозой, – я во второй раз печь пироги не буду.

… Подруга, кстати, на мой вопрос, а не следует ли вернуть бумаги В., ответила коротко: «новые напишет», считая вопрос таким образом вполне исчерпанным. Потом я вытащила из папки ту старую, ставшую уже неактуальной, рукопись – и положила свою новую.

Этим же вечером, возвратившись домой от подруги, и не зная чем себя занять, я стала опять рассматривать содержимое папки, перебирая бумажки и задумываясь – почему он хранил эти бумаги в сейфе? И здесь не могло быть случайностей – этот человек ничего не делал просто так – без цели. И я сделала для себя некоторые открытия… Они не потрясли меня. И как вывод: если у меня наступят черные безденежные дни – я смогу «продать» ему эти бумажки. Правда, еще какое-то время у меня стояла на повестке дня этическая проблема «возвращать-невозвращать», но в конце концов я решила: пусть и от меня ему будет хоть какая-то пакость. Впрочем, это для него такая мелочь, что, скорее всего, он не заметит ее.

На другой день я отвезла тетке в дальнюю деревню эту папку, объясняя, что в ней моя будущая книга – не везти же ее в Ригу, если издаваться она будет все равно в Москве… А на вопрос, можно ли ей, то есть тетке, почитать письма, что в папке, я ответила, да кто ж тебе запретит? Все равно ведь почитаешь и без спроса. Тетка сконфуженно всплеснула ручками, на что я ей заметила: любопытна ты, тетя, сверх меры, я папку на чуток лишь открыла, а ты уж знаешь, что в ней лежит… Тебе б сыщицкой практикой заняться, а ты капусту в огороде выращиваешь. Потом тетка поплакала, провожая меня на автобус, а я уже была мыслями далеко – в Риге…

* * *

В Риге у меня все складывалось не так уж и удачно. Вначале были проблемы с оформлением квартиры, но это были мелочи по сравнению с другой проблемой – безработицей. Я прочла целый список должностей, на которые никак – по причине моей русскости – не могла претендовать. Список уже был утвержден в Сейме… Но самое сложное у меня было с другим – с моим кругом общения. Круга этого у меня просто пока не было. Однако через короткое время, я пошла работать в одну из газет, под названием «100 баллов». Газета была слабенькая и паршивенькая, хотя организовывалась она на больших деньгах и с благородными целями – защитить потребителей. Я стала писать о товарах бытовой химии, о каминах и обогревателях. Это было ужасно неинтересно и тоскливо. Редакторшей была очень худая и нудная особа, очень похожая на лошадь, Наталья Максимовна, считающая себя верхом журналистского совершенства. Однако писала она тоскливо и скучно, допуская технические ошибки в своих опусах. Но это не мешало ей назидательно всех поучать и ставить в пример… себя. Я не спорила, но писала все равно по-своему, а в результате – со мной не подписали контракт (кстати, всех остальных журналистов постигла та же участь, но через три-четыре месяца после меня), но зато – благодаря этой газете – я начала обретать знакомства. К той поре относится и мое знакомство с одной интересной и странной женщиной.

Женщину звали…