– Чудно! – сказала Ева. – Человек хотел возвеличить себя на века и построил дворец из камня, а Бог небрежно бросил сверху семена, и какие-то растения уничтожили всю царёву гордыню.
Солнце садилось за джунгли, цепляясь лучами за руины. И в этом невероятном полусвете-полумраке терялась всякая связь с Землёй, открывался портал в иные измерения. Фантастический, инопланетный пейзаж окружал нас повсюду, и мы сами ощущали себя пришельцами из других миров.
Заросший и грязный, как неандерталец, хиппи дремал за импровизированным прилавком, отчаявшись сбыть свой товар. Собрание сочинений русского философа Бердяева на блошином рынке северного Гоа мало кого интересовало. Да и зловонный запах, исходивший от давно не знавшего мыла тела продавца, отпугивал самых отважных покупателей. Но только не Еву.
– Сколько? – спросила она на выдохе.
Хиппи оторвал сальную голову от прилавка и, окинув нас помутневшим взором, вымолвил:
– Три тысячи долларов.
– Да вы с ума сошли? Красная цена этой макулатуре – сотня в базарный день! – возмутился я.
– Не кричите так, уважаемый. Это же берлинское издание тридцатых годов прошлого века. Для истинного букиниста – просто находка. Не хотите – не берите. Другого покупателя подожду.
– Долго же вам ждать придётся!
Ева пошла дальше, я за ней.
– Эй, земляки! Погодите! Я передумал.
Хиппи догнал нас и схватил меня за руку.
– Забирайте просто так, – он чуть ли не силой всучил мне стопку книг и, шатаясь, побрёл в сторону моря.
Внезапная щедрость бродяги поставила нас в неловкое положение. Я ужасно не люблю быть кому-нибудь должен. Нагнать увальня не составило большого труда.
– Вот, возьмите, – я протянул ему три сотни.
Он отмахнулся:
– Это подарок. Если вас заинтересовал Бердяев, значит, вы ещё не конченные люди.
– Но можем мы хоть что-то сделать для вас?
Хиппи задумался.
– Если только накормите ужином. А то три дня ничего не ел.
Аппетит у Бердяева (так он назвался нам) был отменный. Легко проглотив ведёрко жареной курятины, предназначенное для семерых, он съел ещё батон хлеба и пять порций мороженого, запив всё это местным портвейном из литровой бутылки. По мере его насыщения неприятный запах постепенно улетучивался, и с ним уже можно было общаться, не зажимая нос.
Бердяев рассказал, что на Гоа приехал полгода назад с двумя подругами. Какое-то время они жили в хижине на пляже дружной шведской семьёй. Изучали философию, слушали мантры, медитировали, курили травку, занимались любовью втроём. Потом у него кончились деньги, и подруги уехали с какими-то туристами. Он остался один. Наслаждался одиночеством и шёпотом волн. Пытался заморить себя голодом, но не получилось. Мы накормили его.
– А почему у вас такие грустные глаза? – спросил он Еву.
– У моей жены депрессия, – ответил я за неё. – Она потеряла ребёнка.
– Вот оно как, – протянул хиппи и предложил: – А хотите, я вас вылечу?
Ева смерила бродягу скептическим взглядом.
– Не верите? – приободрился Бердяев. – А если получится, вы купите мне билет до Москвы?
Два дня Ева не выходила из номера и запоем читала Бердяева. За это время она могла бы выучить пару иностранных языков или в совершенстве освоить профессию архитектора. А когда закрыла последнюю книгу, сказала мне уверенным голосом:
– Пойдём искать его хижину.
Наш знакомец неподвижно лежал, раскинув руки, на раскалённом песке.
– Эй, вы живы? – я слегка потряс его за рукав длинной рубахи.
Он приоткрыл вначале один глаз, потом – второй.
– А это вы? Ну что, надумали? – вымолвил хиппи запекшимися от зноя губами.
– Я согласна, – сказала Ева.
– Ну, вот и чудненько! – приподнялся бродяга. – Тогда с вас обед в качестве аванса.
– Это были великие люди – русские неохристиане! Они ставили перед собой грандиозную цель – написать третий, недостающий, по их мнению, завет в Библии. Ветхий – завет Бога-отца. Новый – Бога-сына. А они хотели создать завет Святого Духа.
Бердяев уминал пищу за обе щеки.
– Концепция моего духовного отца о разорванном времени должна была лечь в основу нового Откровения. До совершения первородного греха Адам и Ева проживали в едином божественном времени – в вечности. Но, отведав запретного плода с древа добра и зла, были кинуты Создателем в наше грешное разорванное время.
Он сделал большой глоток портвейна прямо из бутылки.
– Вы можете себе представить время, не поделённое на прошлое, настоящее и будущее? Сложно для нашего грешного сознания. Тем не менее когда вы занимаетесь любовью или творчеством, которое всецело поглощает вас, разве вы не теряете счёт времени? Счастливые часов не наблюдают. Почему? Они просто живут в божественном времени. Творчество и любовь – это прерогатива Бога. Человек создан по образу и подобию божьему. И когда он занимается богоугодными делами, он становится наравне с Создателем. И я вслед за своим духовным отцом искренне верю, что этот мир, построенный в разорванном времени, когда-нибудь рухнет, и на его месте возникнет новый – мир свободы, творчества и любви. Мир вечности!
– А самое страшное в любви – это встреча с объектом? – задала наводящий вопрос Ева.
Бердяев чуть не подавился куском сыра.