Идеальная жертва

Наконец Норнберг подходит, и я оперативно изображаю спокойное лицо. Однако от первой же его фразы брови ползут вверх.

– Господин Смит пришёл в себя четыре дня назад. Сейчас пока рано говорить о прогнозах, но повреждения были значительные, вы должны понимать. Предварительное… – он поднимает указательный палец и веско повторяет: – Предварительное заключение таково, что у него проблемы с речью и, скорее всего, с памятью.

– Что значит «с речью»? У него же челюсть сломана. То есть была. Когда я был в прошлый раз.

– Я вспомнил, что вы говорили о генномодифицированных людях, так что мы позвали… кое-кого. Пообщаться телепатически, если получится. Так вот. Удалось установить контакт, однако господин Смит думает образами, а не словами. Говоря по-простому, у него нет внутренней речи, то есть он в любом случае не смог бы разговаривать, как мы с вами.

– А память?

Норнберг запинается, подбирая слова.

– На данный момент он говорил – я употребляю это слово, но вы должны понимать, что на самом деле это были образы, к тому же местами непонятные, – так вот, он говорил о некоем, как мы поняли, детском приюте. Вы не в курсе?

– Да, он вырос в приюте, насколько я знаю.

Доктор кивает радостно.

– А, значит, это всё-таки реальные воспоминания. Хорошо. Однако он не узнал образы, связанные с вашей воинской частью и службой в целом. На вашу фамилию тоже не отреагировал, но это может быть из-за трудностей с вербальным обозначением… – в ответ на мой охреневший взгляд Норнберг поясняет: – Он может узнать тот или иной предмет, но не суметь назвать его словом. Я имею в виду, он может узнать вас лично, но не помнить фамилию. Он и себя не может назвать.

Я подвисаю – сказать ли доктору, что Ру на самом деле зовут вовсе не «Эрик Смит»? Но вместо этого спрашиваю с опаской:

– Ещё что-нибудь?

– Если вы решите навестить его несколько раз, будьте готовы к тому, что он забудет о вашем предыдущем визите. Это может быть временная проблема, но, с другой стороны, как вы понимаете, никаких гарантий нет. Чудо, что он вообще пришёл в себя.

– То есть он… Не помнит вообще ничего?

– Нет, он помнит! – доктор взмахивает руками. – Что-то он определённо помнит. Как мы предполагаем, детство, юность… Но с более поздними воспоминаниями пока неясно. В общем, давайте попробуем, но не давите на него. Нет так нет, реагируйте спокойно. Вы знаете кого-то ещё, кого он мог бы узнать? Коллеги?

Подумав, качаю головой.

Доктор Норнберг цокает языком, бормочет: «Ну, ничего» – и приглашающе указывает ладонью в сторону палаты Ру.

***

Стоит зайти, как в груди разливается жаркая радость: койка слегка приподнята, так что Ру может видеть дверь, и это выглядит как шажок к выздоровлению. По-прежнему весь перемотанный трубками, но зато он смотрит на нас, на меня – боги, как же ахуенно снова видеть его чёрно-голубые глаза! Взгляд вроде осмысленный. И даже если в голове у него сейчас каша, главное – что он жив.

Врач выдаёт бодрое:

– Эрик, к тебе посетитель. Как твои дела сегодня? – заглядывает в бланк, висящий рядом с койкой. – О, очень хорошо!

Тем временем я бегаю взглядом между размеренно пикающей серой махиной, на экране которой скачут цифры, и лицом Ру, дожидаясь хоть какого-нибудь знака. Ничего. Только ощущение вязкого одурения в его сознании – должно быть, от обезболивающего.

Нужно всё же заговорить с ним.

«Эйруин? Ты меня слышишь?»

Его глаза расширяются, словно бы удивлённо. Большой серый аппарат вдруг пищит продолжительно.

Ру и в самом деле отвечает только ощущениями и образами – смутными, медленными. Понять бы их ещё. «Вопрос. Имя».

«Синхард Блэйк. Син. Работа». Нужно тоже использовать меньше слов. В том и преимущество мысленного общения – можно обходиться картинками. «Воспоминание: Ру за своим столом в приёмной, пялится в монитор, расслабленно подперев щёку кулаком; на экран падает луч заходящего солнца из окна за его спиной, и Ру непроизвольно морщится; замечает, что я за ним наблюдаю, – хмурится недовольно».

Его взгляд не отрывается от моего лица. Такой знакомый. «Нет. Имя».

А, он спрашивает не о моём имени. О своём.

«Эйруин. Настоящее. Секрет». Чёрт, некоторые понятия без слов выразить не так-то просто.

Ру закрывает глаза. Неразборчивый клубок чувств. «Никому не говорил. А ты знаешь».

«Всё в порядке. Воспоминание: Ру в столовке, сосредоточенно жуёт котлету, говорит: “Я сказал это только тебе – не Главному и никому другому. Они мне никто”. Не помнишь этого? Ты не знаешь меня?».

Открывает глаза, проходится по мне равнодушным взглядом. «Нет».