Поэтому сегодня я пришёл с утра пораньше и сижу тут целый день. Периодически кто-то из персонала заходит в палату, что-то делает, а я продолжаю читать как ни в чём не бывало. Только уборщица попросила подвинуть стул, а прочие ничего не сказали. Вот и хорошо, а то в последнее время нервы ни к чёрту.
К вечеру решил всё же сходить в холл к автомату, взять воды и печенья. А там сплошные фисташки, блядь! Они что, не понимают, что генномодифицированным гражданам в моём лице невозможно разгрызть это дерьмо, не раскрошив зубами в труху?! Еле сдержался, чтобы не ёбнуть по автомату.
Вернулся в палату, поел воды, посмотрел на закат за окном.
Сейчас на улице окончательно стемнело, за стёклами чернота, а здесь, внутри, включились мертвенно-белые лампы. В коридорах тишина: и вечерние процедуры, и время посещений закончены. Так что я придвигаю стул ближе к койке и понижаю голос. Вот когда придут сюда, скажут, что время вышло, тогда и… А сам не уйду.
То и дело от страницы краем глаза кошусь на его лицо. Глажу пальцы. Прислушиваюсь к шипению трубок, стараясь уловить звук дыхания.
– «Толстые пальцы Гутмана быстро расправились со шпагатом, бумагой и стружкой, и вскоре он уже держал в руках черную птицу. – Ага, – сказал он хрипло, – семнадцать лет я охотился за тобой. – В его глазах стояли слезы. Кэйро облизал красные губы и сжал руки. Девушка закусила нижнюю губу. Она, Кэйро, Гутман, Спейд и мальчишка – все дышали тяжело. Воздух в комнате был холодный, спертый, прокуренный».
Указательный палец Ру в моей руке чуть вздрагивает. И моё сердце вздрагивает в ответ.
Вскидываю взгляд на его лицо.
Ничего.
Ничего.
И всё ещё ничего.
Наверное, рефлекс. Врач уже объяснял про это, когда я в первый подобный раз его вызвал.
Но я всё равно сжимаю пальцы Эйруина. Снова движение – мгновенное, еле заметное подёргивание мышц.
«Ру?.. Ты меня слышишь?»
В его сознании шевелится какое-то смутное ощущение.
«Ру, это я. Давай просыпайся».
Аппараты пикают ровно в том же темпе.
Посмотрев ему в лицо ещё немного – ничего не происходит, – всё же нажимаю кнопку вызова. Во всяком случае, это может повлиять на их решение относительно аппаратов. Нет, понятно, что всё упирается не в состояние конкретных пациентов, а в финансирование больницы, но вдруг.
Появившаяся в дверях медсестра оглядывает Ру с сомнением, однако уходит за врачом.
Доктор Норнберг выглядит осунувшимся – то ли выдался сложный день, то ли это эффект резкого света больничных ламп.
– Его пальцы пошевелились. Два раза. И ещё… Вы знаете, что некоторые генномодифицированные люди могут слышать друг друга телепатически?
– Он что-нибудь сказал?
Качаю головой. Теперь, под взглядом этого сосредоточенного мужчины, всё это звучит слишком неопределенно – «я что-то почувствовал». Что именно? А если не знаешь, то и нехер отнимать у врачей время своими телепатическими бреднями.
Но я упрямо продолжаю:
– Понимаю, этого слишком мало, – в горле першит после целого дня болтовни про мальтийского сокола, и я прокашливаюсь. – Но вопрос вот в чём. Завтра я уеду, минимум на неделю, может, на две. Я хочу быть уверен, что его не отключат за это время. Если нужно заплатить, я заплачу.
Доктор изучающе смотрит то на Эйруина, то на экран большого серого аппарата, по которому медленно ползут зелёные цифры.
– Думаю, обойдёмся без доплаты.
Переводит взгляд на меня, и я настороженно прищуриваюсь. Только попробуй меня обмануть. Если по возвращении я найду эту палату пустой – сверну тебе шею.
Словно в ответ на мои мысли, Норнберг говорит:
– Мы вас дождёмся. А там уже решим, как поступить.
23.
С другой стороны, может, и повезло, что пришлось переться на боевую вылазку, я хотя бы спустил пар. Да, я знаю, что штабные просят нас, полевых офицеров, вести себя аккуратнее и не устраивать демонстративную бойню, но сейчас похрен мне на все занудные инструкции. В конце концов, штаб в нескольких днях пути отсюда, а кровь – вот она, только наклониться и укусить. Далеко не такая вкусная, как у Эйруина, но тоже помогает забыться, а это мне сейчас необходимо.
К хорошему быстро привыкаешь, вот и я привык на тренировках драться со своим помощником – ну да, идеален на все случаи жизни. Раньше как-то обходился спаррингом с обычными людьми, но сейчас это кроме как «танцульками» не назовёшь. Недавно всё же решился урвать час на тренировку – не было сил терпеть кипящие внутри эмоции – позвал на ковёр троих, и что? Херня, а не драка. Слишком медленные, слишком нежные, я только и боялся зашибить их ненароком. В итоге всё равно двое попали в лазарет с вывихами, а мне – никакого удовольствия.