Мы с Владой переглядываемся: прямо как в детстве, когда мелкая носилась вьюном, а мы обязаны были её искать – то по дальним дворам, то и вовсе на деревьях.
Всё-таки Влада сегодня странная. Если в нашу прошлую встречу, в части, я пытался поймать её взгляд, то теперь она заглядывает мне в лицо. А иногда, глядя на полки с посудой, улыбается слегка. Как будто задумалась о чём-то.
В ответ на очередной её взгляд решаю поддержать культурную беседу.
– Как мальчики?
Сестра улыбается так солнечно, будто я ей комплимент сделал.
– Нормально.
Быстро отводит взгляд на гору кастрюль рядом, но снова смотрит на меня – и снова улыбается.
– М-м… Хорошо. А муж? Вроде ему повышение обещали?
– Это было два года назад, – кривится скептически.
– О, извини. Время летит. Так что, дали?
Она снова смотрит на кастрюли и на этот раз задерживает взгляд на них.
– Мы разводимся.
– Чего?!
– Ну, вот так.
– Он что-то сделал? – в моём голосе невольно прорезается рычание.
– Нет. Нет-нет, – Влада смотрит на меня и даже успокаивающе берёт за руку. Тут же отпускает. – Просто так сложилось. Люди разводятся, в этом нет ничего необычного. Или катастрофического.
– Ну да. Нет.
Если она не хочет обсуждать эту тему, я тоже промолчу. Умею быть тактичным, если нужно.
– А у тебя как дела?
– Нормально. Как обычно.
Мы ещё пару раз переглядываемся, смущённо улыбаемся друг другу, и я, сделав вид, будто вспомнил что-то, сбегаю в глубь лабиринта стеллажей. Терпеть не могу это неловкое молчание.
Так, что тут у нас? Десятки каких-то металлических полочек, палочек… Сантехнические прибамбасы, шланги, переходники…
Вдруг, среди общего гула и тихой магазинной музыки, мой тренированный слух улавливает обрывок фразы: «Вампирская подстилка». А я не думаю, что поблизости есть мутанты, кроме нас.
В кровь бухает адреналин, и я сворачиваю к источнику звука. Крадусь вдоль стеллажа с подставками для мыла и зубных щёток, будто среди зарослей, полных врагов. Ну давай, сучёнок, скажи ещё что-нибудь.
Но вместо этого – другой голос: «Что, работала много? Теперь такая дыра, что нужен побольше?». Звук громче, я на верном пути.
Бедная Влада, всю жизнь ей достаётся. В Данбурге, бывало, отморозки принимали её за обычную и наезжали, что таким не место среди мутантов. Среди людей она всегда носит серые линзы, даже я уже забыл, что на самом деле глаза у неё фиолетовые. Притворяется, скрывает свою природу, боится за сыновей – проявятся ли у них с возрастом признаки генномодифицированных или повезло. Теперь – вот. Развлеклись, блин, покупками. Очевидно, эти идиоты решили, что я её парень, и взялись бороться за чистоту расы. Сейчас я им покажу «евгенику»!
Из джунглей стеллажей выбираюсь правильно, как раз за спинами выродков. Хоть и крепкие, но их всего двое, вот это самонадеянность. Перед ними – лицом ко мне – испуганно хлопает глазами Влада, и пока она не успела поднять взгляд на меня и этим испортить сюрприз, я сжимаю загривки недоносков.
– Привет, ребятки. Что, мутантов не любите?
Женщина неподалёку притормаживает, уставившись на нас: взгляд одновременно тревожный и любопытный. Отворачивается, продолжает движение.
Тем временем я тяну придурков вверх, заставляя встать на цыпочки, а у Влады прорезается голос:
– Син, не надо!
Более того, она подскакивает к нам и, вцепившись холодными тонкими пальцами в моё запястье, дёргает вниз. Чисто номинально, можно не обращать внимания.
Выродки молчат, только похрипывают. Ну правильно, что умного можно сказать, когда тебя тянут за шею будто морковку из грядки? Только остатки благоразумия удерживают меня от того, чтобы дёрнуть как следует: хочется проверить везение этих уродов – паралич или смерть?
Вокруг – на расстоянии – уже собралось несколько человек, переговариваются, однако не лезут.
«Здесь камеры! – мысленно шипит Влада, повиснув на моей руке. – Тебе нельзя!»
Конечно, нельзя. Офицер избил двоих гражданских, засветившись в новостях, – то-то Главный будет орать. Да и хрен с ним! Ярость колотится в груди, пульсирует в висках, отключая разумное соображение, требуя сжать пальцы сильнее, а лучше стукнуть уродов лбами и, когда они повалятся на пол, бить ногами до тех пор, пока все их органы не превратятся в кровавый кисель, – потому что я никому не позволю оскорблять мою сестру!
Однако внезапная мысль охлаждает кипящую кровь. Настолько, что я даже замираю, уставившись в пространство. Эйруин. Если меня загребут, о нём некому будет заботиться. Он останется один, и некому будет читать «Мальтийского сокола», а ему нравится эта книга.
Чувствуя послабление, уроды выворачиваются из моих рук, отскакивают на безопасное расстояние, покашливая и растирая шеи. Однако стараются выглядеть бодрячком, – будто это они контролируют ситуацию. Исподлобья оглядывают нас с Владой, которая продолжает удерживать меня за руку. Переглядываются.
Один мурлычет – тихо, но вполне разборчиво:
– Подкаблучник.
Как раз в этот момент позади него возникает Берт: на голову выше, ухмыляется довольно.
– О, братец, так ты, оказывается, подкаблучник? Ну, придётся мне вступиться за твою честь.
Придурок быстро разворачивается к ней.