Идеальная жертва

И снова отскочила, кружится, посмеиваясь. «Оператор» подбадривает товарища. Тот зло сопит. Выплёвывает:

– Что, только со спины можешь?

Берт мгновенно наступает прямо в лоб – качок закрывает торс локтями – и лягает его в бедро. Так, пошла жара. Берт легко уворачивается, кружась вокруг топчущегося качка уже на короткой дистанции, и, когда он в очередной раз закрывается, проезжается маникюром по его предплечьям – рваная царапина тут же наполняется кровью, а качок, взбесившись, бросается вперёд…

…И получает коленом в живот. Тут же, со спины, удар под колено – нога подламывается, и урод рухает на колени.

Быстро разворачивается назад, к Берт, – как раз чтобы подловить движение её колена по направлению к его морде. Дёргается назад, успевая отклониться… И, чтобы не повалиться на землю, ему приходится опереться на ладонь.

Я не могу сдержать злорадной ухмылки. Именно этого Берт и добивалась обманным ударом – чтобы он убрал руки от торса.

В следующее мгновение она бьёт по-настоящему: выпрямляет ногу и проходится ногтями по шее выродка. В глазах того вспыхивает недоумение, он хватается свободной рукой за шею, зажимая рану…

Тут бы его и добить, конечно, но Берт отступает. Легкомысленно приплясывает вокруг, напевая:

– Вставай, тряпка.

Пока второй возмущается про «подлый удар», «нарушение правил» и грозит полицией, качок по-прежнему зажимает горло ладонью и пучит глаза. Берт останавливается перед ним, упирает руки в боки.

– Я ничего важного не задела, так что хватит играть на камеру. Вставай и дерись! Или можешь сразу извиниться перед моей сестрой.

Перекошенный от злости, качок поднимается, отнимает руку от шеи, смотрит на неё и вытирает о штаны. Встаёт в стойку – заторможенно, слишком лениво…

…А Берт на этот раз не тянет резину долго – подскакивает и выдаёт ему самый что ни на есть классический хук в челюсть. Когда это она успела боксу научиться?

Урод, пошатавшись, валится в нокаут, и Берт тут же седлает его грудь. Не удержавшись, выпаливаю мысленное: «Рёбра!». Это вам не рука или нога, в такой позе она легко может раздавить ему грудную клетку, а это хреновая травма – или смертельная, если не повезёт. И отягчающее обстоятельство, если дойдёт до суда.

Берт поднимает взгляд, искрящийся весельем: «Не боись, братуха, всё под контролем».

Строит глазки в камеру и, приподнявшись, похабно елозит промежностью взад-вперёд по грудине урода.

– Не-не, ты снимай! – повышает голос на «оператора». – Смотри, как я могу!

Крутит бёдрами, параллельно встряхнув руками волосы, призывно облизывает губы. «Оператор» сопит недовольно, но снимает, деваться некуда – сам же устроил прямую трансляцию, теперь слабо отключиться, зрители лохом назовут, рейтинг занизят или что там у этих сетевых дегенератов.

Тем временем лежащий придурок пришёл в себя: кряхтит, извивается, стараясь освободить руки. Берт игриво тянет:

– Расслабься, малыш, – несколько раз подпрыгивает сильнее, чтобы установить субординацию, а затем тычет указательным пальцем ему в нос: – Пунь!

Сжимает его нос двумя пальцами и уже серьёзно говорит:

– Ну что, урод, давай. Извиняйся или сломаю.

«Оператор» окончательно зассал и всё-таки опустил камеру. Руки так и чешутся ему тоже дать по шее.

Влада просительно тянет:

– Да не надо…

Но Берт не отрывает взгляда от лица качка и держит его за нос, словно собирается выключатель повернуть.

– Три. Два.

– Извините, – вопит тот до смешного гнусаво.

Берт зажимает нос себе и передразнивает:

– Звини-ите… Урод.

Спрыгивает. Отступает на пару шагов. Театрально кланяется зрителям, то есть нам. Обувается. Крутая у меня сеструха, аж гордость берёт!

Выродки бухтят, сваливая, но мы уже не обращаем на них внимания.

Пока возвращаемся обратно к центральному входу в мебельный, я чувствую в сознании аккуратно щупающие пальцы Влады. Вопросительно смотрю на неё.

Сестра было отводит взгляд, но затем всё же решается:

– Что-то случилось. Ты сам не свой.

– А чей же? Я всегда такой.

– Нет. Что-то не так. Ты весь… – она взмахивает руками, – кипишь.

«Киплю» я! Что за чушь! Конечно, хочется закрыться и сказать, что всё в порядке. Но это всё же семья. Кому рассказать, если не им?

Вот уже и двери магазина. Влада смотрит обеспокоенно, и Берт тоже оглядывается на нас.

Ладно, чёрт с ним. Бухаюсь на скамейку. Подумав, могу сказать только:

– Пиздец.

Разглядываю ноги передо мной: розовые босоножки Берт, её грязные после драки пальцы с длинными перламутровыми ногтями, и маленькие тёмно-синие туфли Влады.

Спустя минуту всё-таки начинаю давиться словами:

– Там у Эрика было задание. И всё пошло не по плану. Они… Короче, они его закопали. Похоронили. Ну, я рванул туда, вытащил. Думал, не выживет. А он… Очнулся, но ничего не помнит.

Берт, возмущённо подавившись воздухом, повышает голос:

– Ты вообще ахуел – молчать о таком?! И где он?

– В районной больнице. С марта ещё.

Влада садится рядом и обнимает меня за плечи – непроизвольно хочется освободиться, но я остаюсь.

– Да ничего. Нормально. Зато живой. Остальное фигня.

– Покажи, – Берт настойчиво касается моего сознания, чуть не лезет внутрь своевольно.