Идеальная жертва

Перебрав в уме тех немногих, кто в курсе наших с Эйруином отношений, как ни странно, останавливаю свой выбор на родителях. То есть вообще-то это не должно быть странным: они в курсе, они могут взглянуть на ситуацию со стороны и дать разумный совет. Кроме них знает только Лана Смит, которая вообще не вариант.

Хотя представить, как я разговариваю о подобном с матерью… Будто вдруг девчонкой заделался. Может, ещё Берту позвать – наденем пижамки и будем красить ногти? Пиздец какой-то. Хотя ногти я однажды красил, Ру до сих пор мне это припоминает. Чёрт, Ру…

Уговаривая себя, что я делаю это для него, набираю мамин номер. «Привет. Слушай… Ты сейчас дома? А папа? М-м… Тут такое дело… В общем, мне нужно кое-что обсудить. Может, вы что подскажете. Но только можно это без Розамунды? Дело личное. Нет, один. Хорошо».

В салоне аренды, пока консультант оформляет машину, пишу сообщение Ру. «Буду завтра».

Подумав, стираю. Как-то грубо звучит, вдруг он обидится.

«Нужно уехать. Заказывайте еду в доставке».

Стираю. Он ведь меня поцеловал – это прижимание губами можно считать за поцелуй? – а я мало что сбежал, так ещё и на «вы» пишу. Точно решит, что это я так завуалированно посылаю его на хер.

В итоге я уже и машину получил, и минут десять в ней просидел, пока выдавил из себя следующую простыню: «Извини, что я ушёл. Вернусь позже (наверное, завтра). Пожалуйста, заказывай еду в доставке. Я беспокоюсь о твоём здоровье». Перечитав три раза – звучит уёбищно! – всё же отправляю.

***

Дорога через пустыню успокаивает. Гони себе и гони, включив радио на полную.

Справа солнце опускается всё ниже. В один момент падает за горизонт, над головой разливаются густо-синие сумерки. За пять минут перетекают в черноту. Первый десяток звёзд разгорается ярче, только моргнул – а уже всё небо усыпано белыми искрами.

Всё-таки у нас самые красивые ночи. И вообще природа. Уж на что я не романтик, но как приезжаю в Данбург, так взгляд сам собой цепляется и за мягко-пуховые облака, и за цветы на каждом углу, и за фонтанчики, в которых птицы купаются, а в брызгах радуга. Архитектура красивая. В детстве не обращал внимания, а с годами оценил.

Ну, и Коронада, конечно. Высоченный пик, который видно издалека, и ты знаешь, что там, у подножия, тебе всегда будут рады.

Вот только при виде границы города я вспоминаю про Экхарда. Да, ВДРУГ вспоминаю. Словно после того, как я привёз его сюда, у меня память отшибло. Может, это то самое, о чём говорил Ру? Когда забываешь трудный и болезненный момент. Или я просто такой безответственный: испортил ребёнку жизнь, скинул на родителей и забыл, словно ничего не было.

С опаской крадусь к дому. Вдруг он играет во дворе. Что я ему скажу? Как себя вести? Надо было хоть конфет купить.

Но, к моему огромному облегчению, пацана не видно. Как и Розамунды. Дома лишь родители. Берт, как обычно, усвистала.

Хотя уже десять, поздно для ужина, но отец выносит из холодильника на стол такое количество тяжело нагруженных тарелок, словно праздник какой-то.

– Вообще-то мы хотели отметить твой день рождения, – мама сноровисто открывает бутылку красного сухого. И, уловив моё колебание, добавляет: – Возражения не принимаются.

А впрочем, не так уж хочется возражать. Разве плохо – посидеть в доме, в котором родился и вырос, поболтать с родителями о разных глупостях, посмеяться? Не говоря уж про обалденное мясо, пять салатов, другое мясо, маринады-соленья, холодец, а на десерт папа приносит моё любимое желе из сметаны с консервированными мандаринами внутри. Я, конечно, крут, и воля моя сильна, но от такого отказаться невозможно. Приходится откинуться на спинку дивана и расстегнуть штаны, но я всё же запихиваю в себя две порции.

– Прям как в детстве, – я расслабленно улыбаюсь. – Сейчас лопну.

– Да уж, – мама, растянувшись на кресле сбоку, поглаживает себя по округлившемуся животу. – А я сейчас рожу.

– Ты что, изменила мне с холодцом? – лениво бормочет отец, перебираясь со стула напротив ко мне на диван.

– Ну извини! Он так соблазнительно смотрел на меня. Такой округлый… С кусочками мяса…

– Я должен выгнать тебя из дома! – пафосно взмахивает указательным пальцем отец, еле ворочая языком.

– Из моего? – скептически поднимает бровь мама и указывает на свой живот: – Ты хочешь, чтобы я жила на улице и с голодухи съела собственного ребёнка?

– Ну, его отца ты же съела, – флегматично замечает папа.

– Фу, что за гадость! Всё, закрыли тему, – отмахивается мама. Поворачивается ко мне, удобнее устраиваясь на кресле. – Сынулька, ты хотел поговорить?

– Ма-а-ам…

– Не мамкай! Думаешь, вымахал до потолка, так можешь указывать матери, как тебя называть? Я-то помню, как ты был вот такусенький и гадил в подгузники.

– Хильда, что ты пристала к ребёнку со своими подгузниками! Сейчас он уже их не носит. Так ведь? – с искренним подозрением щурится на меня отец. – Рассказывай, сынок, что хотел.

– Какой он тебе «сынок»? Не видишь, мальчик наш уже совсем взрослый, про секс хочет поговорить, – мама нарочно подчёркивает «е» в слове «секс», – а ты с ним, как с малышом!