Идеальная жертва

Я зло фыркаю, но молчу.

– Мы понимаем, тебе сейчас трудно, – мама старается звучать мягче. – Может, Эрик пожил бы у нас какое-то время? Ты бы отдохнул, привёл мысли в порядок. Рынок рядом, фрукты, всё свежее. Мы были бы рады помочь.

– Не знаю…

– Если волнуешься насчёт Розамунды, она могла бы недельку пожить у тёти Марты. Но я всё же думаю, что Эрик должен знать о таком варианте. Поговори с ним, – мамин тон становится настойчивее. – Или я это сделаю. Раз уж ты привёл Эрика к нам, он тоже член семьи, мы беспокоимся и имеем право участвовать.

– Я подумаю, – вскакиваю с дивана и широко шагаю к лестнице наверх. Пафос портят расстёгнутые штаны, про которые я совсем забыл. Приходится их придерживать.

Вслед доносится голос мамы:

– У тебя неделя.

Распахиваю дверь своей комнаты… И останавливаюсь от волны чужого запаха. Да бля, это ж теперь комната Розамунды! Хорошо хоть её самой нет, а то неловко бы вышло: вломился среди ночи, бухой, в спадающих штанах…

Что ж, переночую в комнате Берт.

32.

Утром меня будит вибрация электронного браслета. Сообщение. «Ты вернёшься сегодня?»

В принципе, дел больше нет, а если выехать с утра, то будет не так жарко. «Буду к часу».

И только когда я кладу браслет обратно на тумбочку, до меня доходит: Эйруин написал «ты».

***

Всю дорогу назад репетирую монолог – образец Рассудительности и Железных Аргументов. Если признаться честно, то мысль отправить Ру в Данбург вызывает облегчение. Я мог бы несколько дней не думать ни о чём – валялся бы в постели, жрал куриные крылья с острым соусом, смотрел все киношки подряд… В конце концов, я не обязан тащить всё это дерьмо в одиночку.

Только непременно выпроводить Розамунду. Я ещё не готов решать подобные вопросы. Мама сама сказала про неделю, вот этой отсрочкой я и воспользуюсь.

Как только оказываюсь в квартире – Ру выходит в прихожую, смотрит исподлобья, но мне сейчас не до того, – начинаю с места в карьер:

– Давай ты поживешь пока в Данбурге, у моих родителей. Они хорошо к тебе относятся и вообще нормальные. Там экология получше, это полезно для здоровья. Можно на крыше загорать, фермерский рынок рядом… – увлекшись рассуждениями, я не сразу замечаю, как Ру на меня смотрит. – Что?

– Я никуда не поеду!

Настолько безапелляционно и упёрто, что это бесит. И да, я повышаю голос:

– Опять всё не так?! Я вообще-то для тебя стараюсь!

Пару мгновений Ру сверлит меня взглядом и кусает губы, а затем бросается в свою комнату. Дверь хлопает со всей силы, и этот звук окончательно выводит из себя. Лучше бы я остался у родителей на пару дней! Хотя бы отдохнул от этого бесконечного пиздеца, который нынче творится у нас дома!

– Какого хрена?! – я влетаю в комнату и дергаю Ру за плечо, разворачивая к себе.

Первое ощущение – он поддаётся непривычно легко. И никакого тебе встречного удара в печень или даже лбом в переносицу. Второе, бессознательное – что-то не так. Только через пару мгновений доходит, что в его глазах блестят слёзы.

Замираю в изумлении от такого невероятного зрелища. Не помню, чтобы я когда-либо видел Ру в состоянии, хотя бы близком к слезам.

Он, пользуясь моментом, вырывается и забирается на кровать – конечно, усевшись по-турецки и уставившись на свои ладони, как долбаный будда. Хоть что-то в этом безумии осталось прежним.

Потоптавшись посреди комнаты, сажусь рядом с ним и перехожу на телепатию. Если я услышу, что его голос дрожит, то не знаю, смогу ли это выдержать.

«Извини. Я действительно хотел как лучше».

«Лучше для тебя».

Кое-как удерживаюсь от раздражённой реплики, но, чёрт, кого я пытаюсь обмануть? Так было бы проще именно для меня – не принимать никаких решений, а просто спихнуть его с глаз долой.

Глубоко вдохнув, сжимаю кулаки. На выдохе расслабляю. «Да. Ты прав».

«Это вообще-то мой дом, – голос Ру в моей голове звучит равнодушно и как-то… обречённо? – Я видел. Ты говорил, я буду жить в своей комнате. Эта коробка, – он смотрит на железную дорогу, которую так и не распечатал, – это ты купил, а не я. Ты хотел снять квартиру. Говорил, мы будем жить вместе. А теперь выгоняешь. Как будто я виноват, что ничего не помню».

И это отчаяние, которым от него веет, ломает окончательно – я придвигаюсь и сгребаю Ру в охапку, утыкаюсь носом в мягкие волосы, от чего резинка с них сползает и падает на кровать.

– Прости. Всё это какая-то херня, и я не знаю, что делать. Я привык, что… Не знаю, что ты сильный. Сильнее меня, на самом деле. А теперь я просто не знаю, что делать.

Неведомо почему в памяти всплывает давнее воспоминание: мы с Берт сидим на её кровати, и она рыдает мне в плечо из-за одноклассника. Обычно мы с ней подобным не занимались, но там предстоял мой отъезд в учебку, так что всех пробило на родственные чувства.

Эйруин дёргает головой, стараясь освободить волосы, которые я прижал: «Неприятно».

«Прости», – отодвигаюсь и смотрю на розовый шрам, просвечивающий сквозь волосы на затылке. Поднимается высоко, почти до самой макушки.

Но в самом деле трудно – невозможно – сдерживаться, когда вот он, Ру, под моими руками, тёплый, и пахнет как всегда, и… Живой.