Идеальная жертва

Пока мы целуемся, солнечный свет из окна заползает на шевелюру Эйруина. Кажется, что просвечивает тонкие белые волосы насквозь. Попадает в глаз, и Ру недовольно морщится. Но я ладонью прикрываю его от солнца и тяну обратно, целоваться. Сейчас как будто нет ничего, кроме этой комнаты, летнего тепла и нас двоих. Никаких проблем. Всё отступает далеко-далеко.

Но только я забираюсь под его футболку и тяну вверх, чтобы снять, Ру отстраняется. Запнувшись на мгновение, всё же сбрасывает её сам, но затем наклоняется к тумбочке. Берёт электронный браслет.

– Я хотел спросить.

Ищет там что-то. Показывает экран. Моя фотка. Совсем старая, в учебке на документы делали, мне там вроде восемнадцать. Зачем она ему?

Ру смотрит своими чёрно-голубыми глазами – не отрываясь, не моргая, как будто и не дыша, – а у меня внутри мысль о том, что ему нужна моя фотка, отдаётся одновременно теплом и непривычным смущением.

– Можно или нет.

– В смысле?.. Она же уже у тебя.

– Можно оставить?

Хочется ответить чем-то легкомысленным, но этот взгляд, буквально вцепившийся в моё лицо, отбивает желание шутить.

– Конечно. Мог и не спрашивать.

Он кивает и, дотянувшись до тумбочки, кладёт браслет обратно.

– Спасибо.

Как будто я невесть что ему разрешил.

– Теперь, наконец-то, можно? – провожу ладонью по тёплой пояснице, спускаюсь на задницу и сжимаю.

Ру довольно усмехается и расстёгивает штаны.

38.

За выходные мы наконец-то собрали железную дорогу, заняв весь пол в комнате Эйруина, а Като обругала меня аж два раза.

В субботу вечером я спросил у неё ещё один рецепт – на успокоительное для себя. А она возмутилась, что я инструкцию не читал, а ещё, мол, собирался что-то Эрику колоть. Оказывается, уколы были по одной ампуле на вечер. То-то, я думаю, спал так крепко. Зато отдохнул!

В воскресенье придралась, что Эрик нечёсаный. Ты, говорит, должен следить. Я ей – с какой стати я должен следить за взрослым мужиком, пусть сам себе хвостики завязывает. Фыркнула. Говорит – тощий, ты его совсем не кормишь. А Ру, сволочь эдакая, сидит с постной мордой, давление меряет, а сам мысленно ржёт надо мной.

Да хрен с ним, мне не жалко. Лишь бы не планировал опять помирать. Но всё же в отместку за смехуёчки над командиром я ему на ужин принёс целое блюдо мяса с майонезом и килограмм жирнючих кремовых трубочек на десерт. Пусть массу нагуливает.

В понедельник я, как и обещал, с утра пораньше причесался, почистил китель и отправился в кабинет Главного.

Зашёл. Кладу перед генералом заявление на увольнение.

Он как прочитал – аж морда покраснела. Кулаком как стукнет, как заорёт: «Да вы сговорились, что ли, все?! Смерти моей хотите, да?!» Вскочил к сейфу, погремел бутылками, наконец достал водку и принялся хлебать прям из горлышка.

Я прифигел. Всякое видел, но чтобы Главный с горла пил, да ещё утром… Неужто капитан Лиля настолько допекла?

Когда Сикорски поставил на стол вторую бутылку, а потом высунулся в приёмную и прогремел помощнику: «Меня нет! Ни для кого!», – я понял, что мне не остаётся иного варианта, кроме как сесть в парадное тёмно-зелёное кресло с гнутыми ножками, взять в руки предложенную бутылку и преданно смотреть генералу в глаза, делая вид, что я тоже то и дело прихлёбываю.

В итоге выяснил, что буйство Главного связано с женой. Сикорски всё ходил вокруг да около, примеряясь сказать ей о разводе, вот только она его опередила: вчера вечером, когда он пришёл с работы, оказалось, что вещей супруги нет, а есть записка, в которой она сухо извещает, что ушла к другому, а документы на развод на днях принесёт её адвокат.

Этой запиской возмущённый Сикорски махал у меня перед носом, три раза требовал перечитать её, сам перечитал вслух четыре раза, а в итоге с ненавистью скомкал и бросил в мусорное ведро, промахнувшись на добрых полметра.

И только мне показалось, что генерал на этом успокоится, как его взгляд упал на моё заявление. Ох, как он орал! Назвал предателем родины, грозился отдать под трибунал, а потом его вообще осенило идеей, что это именно ко мне ушла его супруга, поэтому всё так и совпало. Кое-как убедил, что жена его прекрасна со всех сторон, однако мне не по чину. Куда ж капитану генеральскую жену?! Главный подумал и согласился. Вздохнув, сказал, что наверняка она к гражданскому свалила, у них вообще совести нет, у гражданских этих.

После этого я не посмел напоминать, что тоже решил стать гражданским. Только кивал и поддакивал, а дождавшись, когда Главный ушёл в сортир, быстренько слинял из кабинета. Тем не менее, про заявление своё не забыл, а оставил его у генеральского помощника с наказом передать Главному, когда успокоится, и непременно дождаться начальственной подписи. Обещал отблагодарить.