Идеальное несовершенство

Ветер вздымает перед замком черные смерчики, двухсекундные джинны, сгущение инфа настолько велико, что воздух дрожит и мутнеет, на границе света и тени расцветают маленькие радуги. Очередные гости конфигурируются слишком быстро, чтобы успевать с чтением стикеров – Анжелика стоит и переводит взгляд слева направо и назад, словно механический сканер; минуту, две. Там, в тени под дубом – это отец Френет?.. А рядом с иезуитом – не Джудас ли?..

А потом все переводят взгляд на Анжелику. После короткого недоумения она понимает истинное направление их взглядов и разворачивается на пятке.

Из влажной тени замкового холла как раз выныривает стахс Адам Замойский, еще со слегка склоненной головой, словно по-бычьи бодая твердое сияние дня – но вот он уже выпрямляется, улыбается, протягивает руку к Анжелике, снова неотличимый в своей биологической манифестации от виртуального Князя Востока.

Макферсон осматривает подручный арсенал и выбирает из него стальную шпильку сарказма.

– Ты идешь на поединок, не на интронизацию.

– Видимость, моя дорогая, видимость. Впрочем, ты пойдешь со мной.

– Куда?

Замойский склоняется и шепчет ей на ухо:

– До конца.

Анжелика смотрит на него подозрительно. Адам улыбается, поскольку улыбается он сейчас почти всегда – но хватит ли той застывшей на губах иронии, чтобы превратить слова в шутку?

– А я совершенно не уверена, хочу ли в тот рейд сквозь космосы всех —

– Я не это имел в виду.

Он поднимает руку и на нее падает птица. Анжелика сама вынимает из клюва свиток бумаги. Птица с криком взлетает в синеву.

Левой рукой Замойский вычаровывает из ничто солнцезащитные очки, копируя жест Анжелики – ему одному можно допускать подобного рода акты магии вне обычая, он обладает Ключом.

Его зовут с газона, он успокаивающе поднимает ладонь.

Анжелика щурит на солнце глаза. Не без усилия прочитывает подчеркнутый фрагмент будущегодичного рапорта из Колодца Времени «Гнозис Inc.».

как и не фоэбэ Адама Замойскогу и егу жену

И только одна мысль, когда она нервно мнет в пальцах твердую бумагу: «Вот так. Вот так быстро!»

Потому что надеялась. Более того: ожидала этого. С момента, когда устанавливала себе на мозг коннективную сеть – несмотря на громкие шуточки и обещания, данные зеркалу, – знала: не сумеет воспротивиться; ни она, ни Замойский. Это слишком сильно, слишком красиво, слишком искушающе – очередной этап на дороге к совершенству, следующая ступенька от животности к Богу. Не удастся сбежать, не удастся забыть, перестать думать, перестать мечтать, если ты уже раз вступил на эту тропу, а всякий шаг по ней настолько очевиден.

Тоска почти физическая: тело, сознание – тоскуют по UI, жаждут ее, тянутся к ней, словно растения к свету. Кто отказывается от совершенства, отдает задаром идеал?

Несовершенство болит.

Но все же —

Черные штаны, черные мокасины, черные очки, кафтан, словно океан в сумерках, – сходя с террасы на газон, полный гостей, со стахс Анжеликой Макферсон рядом, Адам улыбается иронично, настолько прекрасно несовершенный, настолько бесшабашно человеческий.

июль 1998 – март 2000 (май 2004)

Если мир наш и вправду является чем-то, что организует себя, то жизнь во вселенной мы не можем считать явлением случайным и несущественным; мы должны понять ее всеохватывающую экспансивность, приводящую к тому, что в любой миг может она вторгнуться, пусть и сквозь наименьшую щель, в любое место космоса, а когда уже проявится, то использует любой шанс, любой способ, чтобы достичь предела возможностей.