– И это... – Я непослушными руками потащил из кобуры «Страйк». – Надо быхх менья еще свяжзать...
Язык застыл, точно его сковало морозом, и я понял, что падаю – лицом вниз, в провал, заполненный чем-то черным, переливающимся. Почудилось, что вижу несущееся мне навстречу отражение, искореженное, жуткое, но в то же время отчетливое, и с плеском врезался в него.
А через мгновение оказалось, что я стою, а передо мной – большое здание без крыши, украшенное портиком с дюжиной громадных колонн. Секунды хватило, чтобы узнать его – Оперный театр Новосибирска, построенный в незапамятные времена и устоявший в пятьдесят первом.
Импланты сигнализировали, что ко мне подбираются враги – пятеро вооруженных «мегерами» бойцов, но я продолжал стоять, словно чего-то дожидаясь, и даже не думал прятаться.
Странное это было ощущение – я осознавал, что я, сталкер по прозвищу Лис, нахожусь в чужом теле, только похожем на мое собственное, и в то же время как бы краем уха слышал мысли того сознания, что обитало в этом теле обычно, а сейчас перенеслось в мое.
«Поменяться телами» – был такой старый американский фильм.
А как насчет «Поменяться душами»? Или у дубля нет души?
Я понимал, что он удивлен, напуган и рассержен, почти так же, как я, но в то же время глубинно спокоен, как не может быть спокоен нормальный человек, обуреваемый тревогами и заботами.
Затем одна картинка распалась на две и из статичной превратилась в подвижную.
Вот я поднимаю «Страйк», и незнакомый круглолицый мужик выбивает его у меня из руки...
Вот я прыгаю в сторону, и залп «мегер» не причиняет мне вреда, а «Шторм» в руках бьется, как живой...
Поток мыслей тоже разбился на два, и они причудливо потекли рядом, то соединяясь, то расходясь, то соприкасаясь боками, лишь слегка проникая друг в друга: проклятые праведники... нужно уничтожить его, уничтожить!.. сколько это будет продолжаться?.. путь важнее всего... нужно вернуться, разорвать соединение... пора идти дальше, следующий шаг не ждет...
Я напряг, я даже не знаю, что можно напрячь, будучи в бесплотном состоянии... напряг что-то и вновь полетел, на этот раз вверх. Все естество мое пронзила резкая боль, сдвоенное существование прекратилось, и я обнаружил себя лежащим мордой в землю.
Кто-то тяжелый придавливал меня к поверхности нашей родной планеты, да еще и фиксировал руки.
– Хватит, – сказал я, сплевывая замешанную на пепле грязь.
– А чем докажешь, что ты – это ты? – спросил «кто-то тяжелый» низким голосом Синдбада.
– Могу песню спеть, – предложил я, немного подумав. – Ту самую, про зиму.
– Валяй.
Должно быть, со стороны это выглядело смешно – один мужик в боевом костюме прижимает к земле другого, а тот задушенно хрипит, пытаясь соорудить хоть какое-то подобие мелодии:
– Зима раскрыла белые объятья, но я морозов не боюсь... Это в городе мне грустно было, это в городе мне грустно было, ну а в зоне я смеюсь, смеюсь, смеюсь... Три белых коня, три белых коня, декабрь, январь и февраль... Ну что, хватит?
– Хватит, – сказал Синдбад.
Тяжесть с моей спины исчезла, и я смог подняться.
– Вовремя я тебе пушку отдал?
– Очень вовремя. – Он вручил мне «Шторм», а сам сходил туда, где валялся «Страйк». – Еще немного, и ты... то, что было тобой, начало бы стрелять в нас, язви меня джинн.
Я усмехнулся и принялся отряхиваться – боевой костюм, конечно, не вечерний, но лучше и его держать в чистоте. Мысль о том, что после «слияния» с дублем в одно целое нужно «вымыть с мылом» и мозги, я поспешно отогнал в сторону.
Нужно, конечно, но вот как это сделать?
Глава 14
Железная буря
Синдбад, надо отдать ему должное, не стал проявлять нетерпение и расспрашивать, что в этот раз было и как. Он благоразумно дождался, когда я немного соберусь с мыслями, успокою разбушевавшиеся эмоции и захочу говорить сам.
Желание это пришло ко мне минут через пятнадцать после коннекта.
– Он в Новосибирске, в центре города, – сказал я. – Сражается с теми праведниками, которых мы видели.
– А если погибнет? – спросил Синдбад.
– Если... – тут я осекся: учитывая, какая связь установилась между мной и дублем, связь невидимая, но в то же время прочная, как поверхность металлического, идеально чистого зеркала, гибель одного не может не отразиться на другом. Вот только как, черт возьми? Кто сможет ответить на этот вопрос? – Если он погибнет, я, наверное, это почувствую... Наверное, мне будет плохо...
А что, если сознание или «душа» того существа, что возникло в «Мультипликаторе», после разрушения своего вместилища попытается перебраться в мое тело?
Пройти по проторенной дорожке, знакомым путем.
И сделать меня настоящим одержимым.
И вновь появляется вопрос – заметит ли кто, что в теле Лиса поселился новый хозяин? Если он возьмет надо мной верх, то, скорее всего, никто ничего не заметит, поскольку для окружающих мало что изменится. Ну, двинулся опытный проводник мозгами, стал еще более странным, чем ранее, но так ведь рано или поздно все, живущие внутри Барьера, повреждаются в уме.