— Помню, в то лето мне изрядно надоело бегать в старом, выцветшем платье и с бабушкиной сумкой на плече. Почему-то я вдруг решила, что устала быть девчонкой: скинула сандалии с платьем, напялила на себя дедовы трусы, потуже затянула резинку, чтоб не спадали, и пошла проситься в мальчишечий клан, предусмотрительно захватив с собой кулек конфет. В сумерках я и вправду сходила за восьмилетнего пацана: короткая стрижка, задорная мордашка, грудь расти еще не начала…
— Неужели приняли?
— Представь, да. Сожрали конфеты и приняли. Пришлось поклясться на крови, — она показала крохотный шрам на ладошке, — что никогда не предам, что девчонки — зло и все фашисты — конченые гады. Ну и потекла моя жизнь настоящего деревенского парня: строила шалаши и переправы, воровала и закапывала бабушкины соленья для зимовки партизан, сидела в засаде и понарошку стреляла в фашистов.
— Забавно, — смеюсь я. — И кто же у вас был фашистом?
Она тоже смеется:
— Никто из деревенских детей не соглашался даже на время стать фашистом, поэтому мы назначали ими тех, кто сам о том не догадывался. Я воображала себя Тимуром, бегала через кукурузное поле к шоссе и часами записывала номера проезжающих «вражеских» «Запорожцев». Потом тайно подбиралась к железной дороге и считала вагоны с оружием. А вечером в секретном штабе диктовала добытые сведения.
— Ты была настоящим пацаном. И чем же все это закончилось?
— Меня выгнали.
— Как это выгнали?! За что?
— Смеяться не будешь?
— Нет, — решительно мотнул я головой.
— Из отряда меня исключили по глупейшей причине — за неумение писать стоя. Застал меня в овраге за этим раскоряченным занятием начальник штаба и начал орать: «Вот так тебя фашисты и расколют! Вот так ты нас всех и подведешь!..» В тот же день пацаны из отряда решили, что не могут из-за одной зассыхи рисковать общей победой над врагом. Я клялась, обещала и просила не торопиться с решением. Потом два дня училась писать стоя — кривая береза за огородом не даст соврать. Пришла в отряд, сказала, что проблема решена и никто из фашистов меня не расколет. Они не поверили. Тогда назло им всем я подошла к костру и продемонстрировала полученный навык. В общем, после демонстрации мнения разделились, но большинством голосов меня все-таки исключили. Пришлось снова надевать платье, вешать на руку бабушкину сумку, шептаться с девчонками и брезгливо задирать нос при виде бывших сослуживцев по партизанскому отряду. Вот как-то так. А на следующее лето я уже не хотела быть Тимуром. Я хотела быть его девушкой…
Как я ни старался, но сдержать смех не получилось. Уткнувшись в колени Марины, я ржал до коликов в печени. Она тоже смеялась, поглаживая ладонями мои волосы, шею, плечи…
Потом подняла мою голову, поцеловала и тихо спросила:
— Твоя вахта закончилась?
— Почти. Осталось четверть часа.
— Пойдем, — решительно поднялась она и потянула к трапу.
Мы осторожно спустились в салон. Никого. Девушка настойчиво потянула дальше — к трапу, ведущему на жилую палубу. У гостевой каюты она остановилась.
— Буди его.
— Кого?
— Мишу. Пусть примет вахту немного раньше.
Сдвигаю дверь, толкаю напарника. Тот спросонья спрыгивает на пол и одевается.
Отчего-то волнуясь, Марина зовет:
— Пошли…
Мы проскальзываем в капитанскую каюту и запираем дверь. Девушка прямиком направляется в душ и возвращается минут через пять без одежды. Высушив полотенцем длинные волосы, она небрежно бросает его на спинку кресла, падает на широкую кровать и шепчет:
— Иди ко мне, милый…
Ну, слава богу. Игра закончена.
Часть вторая. Подстава
Пытаясь маневрировать на мелководье шельфовой плиты, «Белозерск» уходил от преследования на малошумной скорости. Не получалось. Из акустического поста через каждые четыре-пять минут приходили доклады об устойчивом контакте. Подлодка вероятного противника прочно сидела на хвосте и подбиралась на дистанцию прямого выстрела.
Подводники поглядывали на капитана второго ранга. В реальную атаку преследовавшего «Белозерск» врага никто не верил — ни он, ни его экипаж. Ведь тактику слежения друг за другом потенциальные противники отрабатывали и практиковали десятилетиями. До сегодняшнего дня подобные случаи обходились без применения оружия. Исключением стали несколько трагедий, когда субмарины, маневрируя, допускали случайные столкновения.
Никто не верил в реальную атаку. И все-таки она последовала. Из поста акустиков прошел очередной доклад. Побледнев, вахтенный офицер продублировал:
— Акустики классифицировали пуск двух торпед.
— Дистанция пуска?
— Две мили.
— Лево руль! Курс — ноль-пять-ноль. Полный вперед!..
Увеличивая скорость, «Белозерск» приступил к левому развороту. Выполнить его он не успел.
— Дистанция до торпед? — прорычал командир.
— Дистанция четыре кабельтова! — отозвался вахтенный.