Идеальное убийство. 6 спорных дел, где ни один из подозреваемых так и не признал свою вину

Они едва не совершили идеальное убийство. Если бы перед самым убийством Матце не попросил у Кристиана особые вещества, никто бы не подумал, что Марко умер не от сердечного приступа. И если бы в полиции Матце просто держал язык за зубами, никто не смог бы доказать тот факт, что сердце Марко перестало биться в результате неудачного околосмертного эксперимента. В таком случае Саския и Матце по сей день гуляли бы на свободе.

Идеальное убийство провалилось. И каково было удивление Матце, когда во время судебного разбирательства выяснилось, что ни один из двух детей, которых Марко так сильно любил – ни девочка, ни мальчик – не были его биологическими детьми. Однако они не были и детьми Матце. У них было двое разных отцов – оба коллеги Саскии из службы экстренной помощи. По крайней мере, Марко уже не суждено было узнать эту новость.

В открытом море и в суде

Дорогая читательница и дорогой читатель!

Во время изучения юриспруденции я был убежден, что немецкое уголовное право справедливо. По сравнению с США система выявления уголовных преступлений казалась мне более продуманной, а предусмотренные законом наказания – не вызывающими возражений.

К сожалению, с тех пор, как я стал адвокатом по уголовным делам, мой взгляд на немецкое уголовное право радикально изменился: многие судебные разбирательства кажутся мне несправедливыми, вынесенные приговоры – неправомерными. Уголовные судьи в Германии нередко ведут процессы чересчур предвзято. Более того, нынешнее правовое положение способствует вынесению односторонних приговоров, ориентированных на результат, вследствие постоянных ограничений прав клиентов и защитников, в частности, из-за сомнительного института так называемой свободной оценки доказательств: как описано в главе «Следуй за деньгами», судьи в основном придерживаются своих собственных представлений о виновности или невиновности подсудимого, что граничит с самоуправством.

Могу с уверенностью утверждать, что дела, описанные в этой книге, имели мало шансов на вынесение обвинительного приговора судом присяжных в Соединенных Штатах. Хотя именно немцы высмеивают судебную систему США и считают ее сомнительной, она все же требует веских доказательств и фактов, чтобы убедить присяжных в виновности подсудимого. В случае сомнений вынесение оправдательного приговора является обязательным, а осуждение обвиняемого невозможно, если хотя бы 1 из 12 присяжных заседателей выразит сомнение в виновности подсудимого. В Германии, напротив, действует железный принцип «in dubio pro reo». К сожалению, он уже утратил свой блеск, ведь решение в пользу обвиняемого выносится, только если у судьи есть субъективные сомнения. Не существует никаких правил относительно того, когда у судьи должны возникнуть эти сомнения, а судьи обычно достаточно самоуверенны и зачастую недооценивают собственную склонность к ошибочным суждениям. Более 80 % всех приговоров являются обвинительными, в 2020 году их было 66 497. Число оправдательных приговоров составило всего 2531.

Что еще хуже, в немецком уголовно-процессуальном праве мало шансов изменить ошибочный приговор, причем, что иронично, в первую очередь это касается наиболее серьезных обвинений. Многие люди не знают, что в случае «незначительных проступков», таких как кража, уклонение от оплаты проезда или простое причинение телесных повреждений, у обвиняемого есть три инстанции для пересмотра обвинительного приговора. Однако в отношении тяжких преступлений, таких как убийство и причинение смерти, существует всего одна апелляционная инстанция. И то при так называемом пересмотре единственной допустимой формой апелляции на осуждение за убийство первой инстанции приговор проверяют лишь на наличие юридических ошибок. Такие данные, как показания свидетелей или вещественные доказательства, не проверяются на предмет подлинности. К тому же выводы суда первой инстанции часто принимаются как священная истина, даже если они явно ошибочны. Иногда это приводит к весьма странным последствиям: если, например, свидетель на судебном процессе первой инстанции говорит, что не видел преступника, но суд понимает, что свидетель мог его видеть, последнее будет считаться «действительным» и для апелляционного суда, даже если 150 зрителей судебного процесса, прокурор и адвокат услышали противоположное. Особенно постыдным для современного государства XXI века является тот факт, что по сей день немецкая судебная система отказывается делать видео– или аудиозаписи судебных заседаний или, по крайней мере, показаний свидетелей; во время судебных слушаний по убийствам не ведется даже письменный протокол содержания показаний свидетелей. Можно подумать, что судебная власть предпочитает неправомерные приговоры тщательному анализу фактов.