Идеальные

На самом деле она не собиралась извиняться перед Генри, и он, должно быть, это понял. А может, и не понял. Как бы там ни было, он передернулся при ее «извини», и из-за этого Селесту почему-то тоже передернуло. Она почувствовала прилив отвращения.

– Алабаме об этом нельзя говорить, – поторопилась высказаться она, лишив Генри возможности отреагировать. – И Луи тоже, – озвучила Селеста мысль, несколько запоздало пришедшую ей в голову.

Генри сразу ничего не ответил, даже знака не подал, согласен он или нет. А Селеста не стала дожидаться его ответа. Ей невыносимо было смотреть на него даже секундою дольше.

Вернувшись домой, первое, что она сделала, – это обняла Беллу. Хотя девочка – равнодушная и не расположенная к ласкам – отмахнулась от матери. А потом Селеста, не отважившись посмотреть Луи в глаза, скрылась в ванной. Там она включила воду, и пока она нагревалась, встала обнаженной перед зеркалом и стала изучать свое тело так, словно никогда раньше его не видела. Словно она была Генри, смотревшим на то, что он вожделел.

Селеста простояла так долго – зеркало начало запотевать. Но еще до того, как пар полностью поглотил ее отражение, она поняла, что ошиблась: это не на Генри ей было противно смотреть.

А поняв это, Селеста впилась зубами в кожу руки, чтобы Луи и Белла не услышали ее плач.

Глава 31

Алабама

В ту самую ночь

Вик, Исландия

Алабама не получала удовольствия, когда злилась. Но большинство людей почему-то этого не понимали. Когда она была маленькой, взрослые всегда обсуждали ее характер так, будто это было нечто, что она могла контролировать. Будто это была комнатная собачка, которую она умышленно выпускала на улицу. Довольно долгое время Алабама тоже в это верила. А как было не верить? Они же были взрослыми, а она – всего лишь ребенком. Только вся проблема заключалась в том, что взрослые бывают такими же глупыми, как все остальные.

И сейчас слетавшей вниз по лестнице Алабаме очень хотелось ощутить себя благодаря этой мысли так же комфортно, как обычно случалось. Как правило, если ее обижали или уязвляли – например, кто-то не приглашал на свадьбу, или менеджер по цифровому маркетингу обходил ее вниманием, – Алабаму успокаивал тот факт, что люди, в общей массе, удивительно глупы.

Но сейчас она испытывала совершенно иное чувство. Возможно, потому что знала: Селеста не глупа. Даже Генри – хоть и покупал постоянно не те шампуни и вечно терял носки в стиральной машине – не был полным идиотом. И то, что они сделали, не шло ни в какое сравнение с неоправдавшейся надеждой на свадебное приглашение или просчетом менеджера. Селеста и Генри сделали это намеренно! Они нарочно с ней так обошлись!

На середине лестницы Алабама резко остановилась. Давление в голове стало настолько невыносимым, что она даже озаботилась: может ли человек в буквальном смысле взорваться, если слишком сильно разозлится? На миг Алабама позволила себе это вообразить: ее голова разлетается на мелкие-премелкие кусочки, как один из отцветших одуванчиков, с которыми она игралась в детстве. «Был у матери ребенок, и у него снесло голову». Алабама представила себе кровь, мозги и маленькие кусочки костей, рассеянные по всей стене, и мрачно ухмыльнулась: «А было бы здорово, если бы их нашла Селеста». Она бы все это увидела и сразу поняла, что случилось. И разве она не ужаснулась бы от того, что натворила?

Алабама сделала глубокий вдох. Ей понравилась идея отмщения. Но какой от мести толк, если у нее не получится ей насладиться? А как она сможет ей насладиться, если содержимое ее головы будет размазано по стене?

Алабама закрыла глаза и, сделав еще один вдох, попыталась задержать воздух в легких, сколько могла. Это глупый врач предложил ей такое, «осознанное дыхание» – так он назвал упражнение. Более глупого словосочетания Алабама в жизни своей не слышала. Вся суть дыхания состоит в том, что тебе не надо о нем думать. Ты дышишь, не сознавая этого. Алабама так и сказала врачу. А потом спросила: почему она должна была тратить свое драгоценное время на то, чтобы думать о дыхании, когда могла бы в это время думать о чем-то другом.

На несколько ступенек ниже нее, за затянутым облаками окном, завывал ветер. Алабама вспомнила про веревку в «Таурусе», аккуратно скрученную витками в багажнике. Она бы никогда не познакомилась с этим тупицей-врачом, если бы Генри не нашел ее первую веревку. Или если бы она была достаточно находчивой, чтобы соврать мужу, когда он ее отыскал. Ее ошибка – ошибка, которую Алабама теперь ясно сознавала, – состояла в том, что она слепо доверяла Генри. Алабама полагала, что муж ее поймет. А ее наивная половинка даже надеялась на то, что муж будет впечатлен.