Идеальные лгуньи

Лила молчала, наблюдая, как серый ландшафт за окном машины сменяется зеленым. Конечно, за рулем сидел Ру. Ему не нравилось, как она водит. Настроение у него портилось все сильнее, но когда они наконец добрались до места, он понял. Река была темно-зеленой, а вода холодной. Руперт улыбнулся, когда его жена начала быстро срывать с себя одежду, одновременно рассказывая, как сильно она любит эту воду с зеленовато-коричневым оттенком и предпочитает ее любому бассейну, где все такое привлекательное и голубое, но какое-то неживое. Они брызгались и резвились как дети, и плохое настроение Ру осталось в Лондоне вместе со всеми проблемами.

Впрочем, Лила не стала ему рассказывать, что однажды, много лет назад, уже побывала в этом месте. Как-то поздно вечером мать погрузила ее с братьями в машину и отвезла в Девон. Должно быть, она уже знала, что больна, сообразила потом Лила. День тогда получился просто потрясающий. Они играли в реке, прыгали в воду с берега, боролись, скакали и смеялись до тех пор, пока у них не начали болеть животы. Жидкая глина просачивалась между пальцами ног, попадала под ногти. Когда они вернулись домой, мама посадила дочь в ванну с обжигающе горячей водой и веселилась, что вода постепенно становится коричневой, а песок оседает на дне. Лила сама не понимала, почему не рассказала тогда Ру о той поездке. Или почему не нашла слов позже.

– Ты же знаешь, мы не можем, – сказал муж.

– Но почему?

– У нас ребенок. У меня работа. Это будет стоить безумно дорого.

Лила почувствовала, как ее приятное возбуждение постепенно исчезает. Конечно, он сказал «нет». Если бы Ру ответил «да», это значило бы, что он ее действительно любит. Руперт знает, как ее привлекает идея побега, однако он никогда не шел ей навстречу. Лила ничего не сказала, она лишь откинулась на спинку стула и снова стала смотреть внутрь дома. Бретт выглядел скучающим. Нэнси ему надоела. Она любила говорить о книгах и выставках, а не о чем-то настоящем. И Лила не сомневалась, что американец хотел бы поболтать о настоящей жизни.

– Почему тебе все равно? – спросила она, нарушив тишину.

– Мне не все равно, – ответил Ру, наклоняясь вперед и запуская руки в волосы. – Для меня это важно.

– Это был наш ребенок.

– У нас есть ребенок.

– У нас было два.

– Нет, Кам, не было. У нас один замечательный, здоровый мальчик, который тебя любит. И у нас был выкидыш. Выкидыш – не ребенок.

– Для меня ребенок, – тихо повторила женщина.

Руперт встал.

– Я не знаю, что сказать, Кам. Мы дважды начинали терапию, ходили к врачам. Ты не прекращаешь пить, а от таблеток нет абсолютно никакой пользы. Неужели это конец? Неужели я больше ничего не могу получить? Прошло уже два месяца, и я больше не в силах выносить твою хандру. Я хочу вернуть свою жену.

– Я рядом, – сказала Лила, потому что ей казалось, что это правильные слова.

Ру выглядел печальным. А обычно он не был печальным человеком. Она не привыкла видеть такое лицо.

– Я скучаю по тебе, – продолжал он. – И я тебя не понимаю. Что с тобой происходит? Я бы хотел, чтобы ты была со мной честной и рассказала, о чем ты думаешь и что там происходит. – Брир наклонился вперед и постучал пальцем по лбу своей жены.

– Я бы тоже хотела, – сказала она.

И это было правдой. Она мечтала произнести эти слова вслух и почувствовать, как они слабеют после каждого нового повтора. Однако Лила знала правила. «Никогда не говори и не думай об этом и даже не помышляй о том, чтобы открыть правду».

– Мне нечего рассказывать. Может быть, нам стоит вернуться в дом?

– Ты уверена? – спросил Ру.

– Ты будешь со мной разговаривать, если мы останемся здесь? – парировала Лила.

Супруг отвел взгляд.

– Я не знаю, что еще сказать, – ответил он.

– Например, что ты сожалеешь и тебе не все равно – ведь твой ребенок умер.

– Это не был ребенок, Камилла. Иниго – вот ребенок, наш сын. И он дома с приходящей няней, а ты уже несколько недель к нему даже не прикасаешься.

Небо то поднималось, то опускалось, придавливая Лилу, а потом отпуская. Внутри, в гостиной смеялись. Вероятно, над ней и Рупертом. Над тем, что ни одна вечеринка теперь не обходится без того, чтобы она не вырубилась, и над тем, как много она пьет, не может нормально работать или завести других друзей, потому что она скучная и отвратительная мать.

Как они смеют? Она могла ожидать такого от Нэнси, но Джорджия? В любом случае они ей не нужны, чтобы слушать подобные вещи. Как будто она и так сама всего этого не знает.

Лила почувствовала, что у нее онемели зубы. Она встала, и на этот раз ей удалось удерживать равновесие, пока она шла к дому. По пути она затоптала недокуренную сигарету на полу патио – знала, что это разозлит Джорджию.

– Камми, пожалуйста.

Она обернулась. Руперт оставался на том же месте в саду.

– Мы можем поехать домой прямо сейчас – придумаем какой-нибудь повод. Мы сможем побыть с Иниго, – предложил он.

Так просто согласиться. Его глупое мягкое лицо сразу бы расцвело, он был бы счастлив. Но он не должен быть счастлив. Он должен сожалеть, быть печальным, как она. Вероятно, он просто хочет сэкономить деньги на няне.