И поскольку Эган знал кое-что. Нечто такое, с помощью чего пытался держать братьев под контролем. Я задавалась вопросом, имело ли это отношение к Эли и ее смерти? С другой стороны, если главным виновником являлся Эган, какое отношение к той истории имели Алекс и Адрик? Может, они знали о том, что случилось, и покрывали Эгана?
Меня огорчила мысль, что Адрик мог оказаться соучастником преступления.
– Ты позволяешь ему доминировать ради того, чтобы он давал тебе какую-то свободу, – промолвила я, желая удостовериться, что поняла его правильно.
– Вроде того, – с оттенком горькой иронии подтвердил он.
– Это несправедливо. В результате ты делаешь то, что хочет он.
Адрик пристально посмотрел на меня. Мне захотелось спросить, почему он выглядит таким усталым. Существовала причина, которая не давала ему заснуть? Эти синяки под глазами… Из-за чего или кого они появились?
– Я все же Кэш, как ты любишь говорить, – заявил он, приподняв уголки губ в горькой усмешке. – Предпочитаю не сопротивляться, просто принимаю все как есть. Если возникает проблема, я обращаю на нее внимание лишь тогда, когда утыкаюсь в нее носом. Если меня просят что-то сделать, я делаю, поскольку мне противно спорить или создавать сложности, с которыми потом неохота разбираться.
Нахмурившись, я смотрела на бутылку, расстроенная тем, что услышала. Получалось, при всех возможных раскладах Эган так или иначе добивался своего? Довольно подло держать своих братьев в кулаке.
– Но ведь ты… – начала я, недовольно поджав губы. – Ты не обязан участвовать в игре «роман на девяносто дней» лишь для того, чтобы ублажить Эгана. Хотя я догадываюсь, что ты влюблен в девушку с фотографии, поскольку…
Едва эти слова сорвались у меня с языка, я поняла, что совершила ошибку. Адрик посмотрел на меня изумленно, с выражением «а ты откуда знаешь?».
– Забудь, – поспешно добавила я, но он, разумеется, не пропустил мое замечание мимо ушей.
– Какая девушка с фотографии? – переспросил он.
Раз уж я проболталась… Мне хотелось заткнуть себе рот камнем. Да, это явно был не мой день. От отчаяния я как следует приложилась к выпивке, собираясь с духом, чтобы продолжить.
– Из твоей комнаты, – пояснила я. – Я видела ее и к тому же знаю, что ты страдаешь метеоризмом.
Адрик резко выдохнул, коротко рассмеявшись, скорее язвительно, нежели весело. Его реакция показалась мне довольно странной. Он покачал головой.
– Я не влюблен в девушку с той фотографии.
Он стиснул челюсти и помрачнел. Заметив недовольную гримасу, я почувствовала необходимость разрядить обстановку.
– Послушай, я не собираюсь ни о чем тебя просить, понимаешь? То, что мы поцеловались, пожалуй, было ошибкой и…
– Это моя двоюродная сестра, – тихо сказал он, перебив меня. Я тотчас замолчала. – Скорее, она была мне как родная сестра.
Вот так неожиданность. Растерявшись, я не знала, что ответить, пока не сообразила, что он употребил глагол в прошедшем времени.
– Постой, ты сказал «была»? С ней что-то случилось?
– Она ушла, ее больше нет с нами, – отозвался он и устремил взгляд в окно, теперь сосредоточенный и непроницаемый, вновь с тем замкнутым выражением лица, которое не позволяло прочесть его мысли.
И все же я поняла, что эта история его больно ранила. Я открыла рот, намереваясь сказать что-то утешительное, чтобы исправить свою ошибку и спасти ситуацию, но сумела только выдавить неразборчивое:
– Черт, мне жаль, что я напомнила тебе о ней, Адрик. Я…
– Расслабься, ничего страшного, – прервал он меня резко, возвращаясь к своему обычному образу Адрика Недоступного.
Я сообразила, что лучше не расспрашивать его о той девушке, как не стоило и упоминать о фотографии. Проклятье, длинный язык меня порой сильно подводит.
Мы немного помолчали. У меня еще теплилась надежда, что неловкость и отчуждение, возникшие после упоминания его кузины, исчезнут. Однако атмосфера оставалась натянутой, и я серьезно разозлилась на себя из-за допущенной оплошности. Именно в тот момент, когда Адрик, наконец, открыл душу и начал откровенно говорить о себе, я вдруг ляпнула то, чего не должна была говорить, и он вновь возвел вокруг себя стену, натянув знакомую маску невозмутимого хладнокровия. Желание разговаривать с таким Адриком зачахло на корню. Что за чертовщина происходила со мной.
Я перевела дух и встала с дивана.
– Мне пора идти, – вздохнула я, чувствуя себя идиоткой, так нелепо облажавшись. – Я прекрасно провела время, спасибо за… компанию и все такое.
– Не за что, – отозвался он с прохладцей.
Итак, его нисколько не заботило, что я собралась уходить. Конечно, он был рассержен.
«Прекрасно, Джуд. Как же тебя угораздило заговорить о почившей кузине? Господи, неужели тебе не хочется дать ему ногой между ног?»
Пока я ставила на журнальный столик бутылку, у меня в голове боролись противоречивые мысли. Мне оставалось только уйти, так как в моем понимании гордость означала, что уходить надлежит с высоко поднятой головой (всегда, даже если сплоховала я сама), извинения не приветствовались. Однако я впервые задалась вопросом, а нужно ли поступать так и дальше?