— Больше четырех лет, — ответил Виталий.
Из редких его посланий Олег знал, что Виталий прочно обосновался в Америке, открыв там ресторан, и возвращаться совсем не собирался.
Тогда им с Никой, используя знакомства Полянского, удалось быстро уехать заграницу. И на долгое время они словно в воду канули: не было от них ни слуху, ни духу. Тогда каждый занимался своим делом, строил свою жизнь так, как считал нужным. А сейчас было бы интересно собраться всем первым выпускникам клиники. Сан Саныч стал теперь директором крупного издательства, у него растет дочка. Интересно, у Виталия есть дети или нет? Что-то он никогда об этом не писал.
Проблема материнства и отцовства в последнее время вплотную приблизилась к жизни Олега. Что ж, значит, всему свое время. Будет ли он хорошим отцом? Надо уговорить Эмму сделать УЗИ и узнать пол ребенка. Виктор сказал, что будет сын. Олег очень хочет, чтобы был сын. Малыш, которого можно будет возить в коляске, показывать ему этот прекрасный мир. Малыш, который впервые скажет ему «папа». Как много нужно пройти дорог, чтобы прийти к этому счастью, чтобы понять: вот это и есть настоящее счастье!
На восьмое марта Эмма наверняка наприглашает целый дом гостей, будут детишки Владимира. Интересно, какие новые успехи у них? Виктор с Артемом тоже обещались быть. Нужно и маму с Вячеславом Михайловичем пригласить. Наталья с Сергеем. Эмма, конечно, никого не забудет.
Завтра седьмое, и с утра они поедут с Эммой по магазинам, хотя у нее, наверняка, чемодан битком набит французскими подарками. И Олег, кроме прочего, подарит Эмме свою картину. Она обязательно поймет ее. И будет плакать, как всегда плачет над его картинами. Она такая мудрая, хоть еще совсем молодая. Ведь она догадывалась о ребенке Натальи и молчала. И не получилось у них в Москве ничего из-за того, что Олег мог бы построить свое счастье на несчастье ребенка, а она — нет. А он-то считал ее тогда не в меру капризной и глупенькой. А глупым оказался сам.
На улице растеплилось. Снегири у дома затеяли игры. В их стайку затесалась пара синичек- живописная акварель в черно-белой графике леса. Оживает природа, радуется солнцу все живое. А за радостью — труд, что у птиц, что у людей.
Виталий с женой приехали восьмого.
— А ты здорово изменился. Этакий американский ковбой, — обнимаясь с ним, сказал Олег. Виталий стал еще крепче и сильнее физически, было видно по пожатию руки, даже плечи его как бы раздались. Та же сила отражалась и в лице. Только в глазах светилась искренняя радость, и искрой проскакивал огонек всегдашнего его любопытства к жизни.
«Еще не совсем остепенился, все еще тянет на приключения,» — с усмешкой подумал Олег.
— Знакомьтесь. Моя жена Ника. Николь. Так ее зовут в Америке, — пояснил он.
— Очень рада встрече, — пожав, унизанную кольцами руку Ники, сказала Эмма, слегка наклонившись, прикоснулась к ее щеке.
Женщины с любопытством разглядывали друг друга. Ника — натуральная блондинка с милыми завитками у шеи и пронзительными голубыми глазами, была безукоризненно красива. Джинсовый костюм подчеркивал ее стройные бедра и пышную грудь. Эмма не носила брюк. Кольцам предпочитала браслеты и цепи. Но броская красота гостьи не могла затмить грации и изящества хозяйки.
— У вас хороший дом, — сказала Ника дежурную фразу. От стеклянной двери, ведущей на веранду, отодвинули шторы, и было видно, что лес начинается прямо от порога. — А мы снимаем в Америке квартиру. Неплохую, правда. У нас есть работница, которая стирает и убирает. Тоже из России. А у вас есть домработница?
— У нас нет. Мы часто уезжаем. Много живем в Москве. Я не хотела бы, чтоб в моем доме хозяйничали посторонние. — Вы располагайтесь, Ника, — сделала приглашающий жест Эмма.
— У вас необычный оттенок волос — болотный какой-то. По телевизору вы смотритесь иначе, — сказала Ника, — присаживая на диван рядом с хозяйкой, одетой в платье из мягкой шерсти светло-зеленого цвета. Известность Эммы заставляла приглядываться к ней, отыскивая в ней что-то особенное. Но, на взгляд Ники, ничего особенного в ней не было. Лицо будто написано одним неярким живым мазком, почти без косметики. Ему явно не хватает румян.
— Это мой собственный цвет. Я не крашу волосы, — ответила Эмма, улыбаясь гостье. Улыбка красила ее, как и движение рук. — Угощайтесь, — придвинув фрукты, конфеты, предложила она, — Может, чаю? У нас есть замечательный пирог. — Сквозь тонкую белизну ее лица проступила розовая краска, придав ей трогательную детскость.
— Нет, спасибо, Эмма. Мы пообедали в ресторане, — беря конфету из коробки, сказала Ника. — А я столько лет жила с черным цветом волос. Он ужасно мне надоел, — призналась она. — Хотя многим нравился. Для сцены это более эффектно, чем блонд.
— Вы выступаете на сцене?
— Пела в ресторане у мужа. Сейчас уже не пою.
— Почему? У вас должно быть очень хороший голос. «С такими внешними данными можно петь и без голоса», — подумалось Эмме.
— Жду ребенка.
— Как, и вы тоже? — удивилась Эмма. — Надо же какое совпадение! –