Идеальные разведенные

Агата бледная, и что меня удивляет больше всего — она не накрашена. Моя бывшая жена никогда не выйдет из дома, не надев на себя Богиню. Даже в киоск за хлебом.

Чувство тревоги закручивается болезненной спиралью в области груди и размножается многочисленными подобными себе франталами по всему телу. Пробираюсь сквозь толпу, чтобы поговорить с Игнатовой и справиться о самочувствии, но возбужденные крики и всеобщее ликование прерывают мой боевой настрой. Многочисленные гости, в том числе и Агата, дергаются в направлении вышедших из дверей перинатального центра четы Филатовых.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Вспышки фотокамеры, бурные поздравления, овации, море цветов и даже слезы радости витают в воздухе, пропитанном новой жизнью.

У Макса на руках дочь.

Он смотрит на нее таким взглядом, которого я никогда в нем не видел. Я даже не предполагал, что он так умеет. Чертов, Филатов!

На его лице вся палитра из благоговения, нежности, заботы, ужаса, неверия и мужской придурковатости. Последняя эмоция у мужика возникает в нескольких случаях жизни: когда впервые берешь ребенка на руки, когда садишься за руль новой тачки, на которую копил всю свою жизнь, когда видишь любимую женщину в белоснежном свадебном платье или когда рядом урчит твой любимый котик! Всё это делает нас слабыми и уязвимыми!

Нас всех фотографируют, расставляют в различные позы, а я слежу за Агатой. Все ее улыбки натянутые и вымученные, словно ей болезненно дается всё это мероприятие.

Обычно Агаты слишком много.

Ее видно и слышно везде.

Сегодня она лишь тень самой себя. Фотографируется где-то с краю и ведет себя крайне отстранённо.

Меня волнует ее поведение.

Что-то определенно произошло, и мне смертельно необходимо узнать, что именно.

Вновь пытаюсь подобраться к бывшей поближе, но мне в очередной раз мешают это сделать. Филатов подходит к Агате и забирает у нее шары, утаскивая девушку с собой.

Ну а дальше эта радужная орава взмывает вверх под всеобщий свист и улюлюканье.

Я тоже поднимаю голову и смотрю.

Воздушные шары развязались, поодиночке украшая бирюзовый небосвод. Словно разноцветный M&Ms рассыпался по небу. Дети визжат и хлопают в ладоши, а взрослые кричат: «На счастье!».

Я бы не хотел всего этого шума.

Мое тихое, личное, семейное счастье: любимая, я и наш ребенок.

Это только наше.

Я бы укрыл от чужих взглядов самое дорогое, спрятал, уберег, но не потому, что я жмот или самодур, а потому, как бы эгоистично не прозвучало, что ЭТО МОЕ.

Мы рассаживаемся по машинам и едем домой к Филатовым. Радует, что нас осталось мало: только родственники и близкие друзья.

Агата снова на своей машине, и у меня нет повода усадить ее к себе. Зато задние кресла моего седана забиты цветами и пакетами с подарками.

* * *

У Филатовых просторная квартира в престижном районе города. Моя бывшая супруга постаралась, ненавязчиво украсив гостиную и организовав фуршетный стол с закусками.

Чувство прекрасного и стильного у Агаты развито на славу.

И когда она всё успела?

Возможно, именно поэтому она не смогла привести в порядок себя, и я необоснованно накручиваю то, чего нет.

Все суетятся: мамы расставляют цветы по вазам и стеклянным банкам, уносят часть в комнату супругов, остальные оставляют здесь, в гостиной. Максим и Саша скрылись вместе с малышкой и Никиткой в детской, а Кристина с Юдиным суетятся над праздничным столом.

Ищу глазами Агату.

Вижу ее сидящей на большом диване рядом с отцом Александры. Они о чем-то шепчутся, а потом Агата начинает смеяться.

Мне кажется, я даже дышать перестаю. Это ее первый искренний смех за сегодня. И я расслабляюсь. Даже чувствую приятную легкость в суставах, словно с них сняли сковавшую тело железную мантию.

32. Агата

— Агата, милая, вы на диете? — Полина Андреевна, мама Максима, оценивающе разглядывает меня. Знаю, что сногсшибательного она ничего не увидит, выгляжу я, определенно, фигово. И чувствую себя также.

— Нет. С чего вы взяли? — доброжелательно улыбаюсь.

— Ты ничего не кушаешь. Или уже напробовалась, пока наводила такую красоту? — смеется Полина Андреевна и кивает на фуршетный стол.

Ага, напробовалась так, что бегала к унитазу постоянно.

Надеюсь, я оставила после себя в сортире Филатовых порядок.

Я думала скончаюсь, пока сервировала стол. Какофония запахов играла со мной в злые игры, от которых меня бросало то в жар, то в озноб.

Именно поэтому, чтобы не позориться, я ничего не ем и сижу максимально далеко от стола.

Но от проницательной Сашки, все время посматривающей на меня, ничего не утаишь.

Как и от моего бывшего мужа.

Леон тоже наблюдает за мной: опасливо, настороженно.

Черт, да тут, кажется, все следят только за мной, как будто я гвоздь вечера. Даже Полина Андреевна спалила, что я не ем.

Мне сегодня хуже, чем в прошлые дни. Я неимоверно жду завтрашнюю среду, чтобы скорее попасть к врачу и узнать, наконец, пора ли мне составлять завещание.

Это я пытаюсь шутить.

Сквозь слезы и тошноту.

Значит, не всё так плохо, Агата!

— Да, — наигранно смеюсь.

Надо валить, пока меня не рассекретили.