На часах семь утра, даже с приоткрытым окном в квартире совсем тихо, ни работящего дворника, ни ревущих малышей, что не хотят идти в детский сад. Из-за безмолвия скребущие звуки из ванной только сильнее действуют на нервы. Я замоталась в одеяло, прошла по коридору и настойчиво задолбила дверь:
– Ольга, с вами все в пор…
От удара дверь в ванную мгновенно распахнулась, и я уткнулась носом в петлю из пояса халата. Удавка болталась под потолком, примотанная к крюку для бельевых веревок. А наша одежда, развешанная сушиться, валялась небрежной кучей на полу. Взъерошенная женщина забилась в угол и тихонько поскуливала:
– Я приношу зло, я убийца, я никчемное существо. Умереть, я должна умереть.
Отличное утро, я со вздохом побрела на кухню, чтобы сварить себе кофе. Потом упакую эту дамочку в плед и отвезу Рядкиной, пускай разбирается, как с ней работать. Ей явно помощь психиатра нужна, все признаки нервного срыва. Я не боялась, что Мишина без меня полезет в завязанную петлю на потолке и покончит с собой. Крюк слишком маленький, на него с трудом даже крепится веревка для белья, а тяжелое человеческое тело тут же обрушится на пол. Успокаивать и приводить в чувство Ольгу я не буду, так как считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Ей нужна помощь докторов, таблетки, а мне необходимо продвинуться в расследовании, иначе скоро все четыре заказчика прижмут к стенке частного детектива Иванову и спросят: «А за что это вы, Татьяна, получаете свои гонорары?»
Под чашку капучино я вспомнила, что было в последнем предсказании. Слияние черного и белого в серый цвет, что еще за уроки живописи. За час, что я приводила себя в порядок, Мишина не двинулась с места. Она лишь стала совсем вялой, покорно разрешила укутать хрупкое тело в одеяло и довести под руку до машины. Обитатели двора дружно выпучили глаза на нашу странную парочку. Но я делала вид, что это нормальное явление – увозить всклокоченных помятых женщин в одном одеяле на большом автомобиле.
В отделе полиции с Мишиной тоже не сводили удивленных глаз сотрудники в погонах. Только моя хладнокровная приятельница сухо кивнула:
– Новый свидетель во время ночного улова?
Если бы она знала, как была права, и совсем не в переносном смысле.
– Ага. Только, боюсь, допрашивать ее можно после осмотра врача, у Мишиной нервный срыв.
Я вкратце рассказала, как добыла Ольгу сначала из контейнера, а потом из реки. Людочка сдержанно угукала, но не удержалась от едкого замечания:
– А вы, так понимаю, Татьяна, там ночной рыбалкой промышляли? Или расскажете, зачем вы ночью по складам лазили?
– Были дела… – лгать Рядкиной желания не было, уж слишком надутая сидела Людочка за своим огромным столом.
– Понятно, как всегда, – холодным тоном отчеканила следователь. С недовольным лицом она практически швырнула мне лист бумаги. – А я вот думаю, что вы сейчас сядете и подробно напишете, чем ночью занимались. Подозрительно у вас все выходит, как обычно. Кого не тронешь, так попытка убийства почти готовая. Жогин-старший у меня уже под следствием, за решеткой, обвинение выдвинуто, ответит по полной за попытку. Клиентку вашу тоже прижучу, и адвокат ее не спасет! И вы тоже мне все расскажете!
– Я и так рассказала! – злость меня так и захлестнула. Чего прицепилась ко мне Рядкина, будто она за меня делает мою работу. Я ей и свидетелей добыла, разузнала все об афере с благотворительным фондом, и все равно Людочка точит на меня зуб. – Что я там делала, это мое дело. У нас в стране свобода слова и свобода действий. А если вам заняться нечем, то лучше бы свидетельницу отправили в больницу и с ней поговорили после успокоительного. А то вы так все медленно делаете, пока разрешения получили, ордер выписали, вся документация в фонде сгорела, а важная свидетельница чуть не утонула. Если бы не я, то Мишина бы сейчас в реке плавала. И без нее доказать аферу невозможно. С помощью фонда Жогин оформлял разрешения на работу для тысяч якобы волонтеров, а на самом деле это были нелегальные мигранты из ближнего зарубежья! Откуда бы вы это узнали, а?
– Я! Я все равно бы это узнала! – кипятилась Людочка.
– Как? Жогин мертв, документы сгорели, а свидетельница практически утонула! Я помогаю, а вы ни слова благодарности! И не верите мне! И подозреваете!
Пока Рядкина задумалась, что бы такое выдать в ответ, я хлопнула дверью от злости. Заторопилась в машину, чтобы прийти в себя. Я всегда держу себя в руках, но если потеряла привычное хладнокровие, то держитесь все вокруг.
В автомобиле я дала волю эмоциям, взорвавшись криком:
– Идиотка! Дурацкая Рядкина-Грядкина!
Но после пары выкриков расхохоталась, почувствовав себя словно глупая школьница, что обиделась на подружку. Людочку тоже можно понять, уже несколько суток она возится то с бомжами, то на пепелище, а пойманного убийцы нет. Могу себе представить, как распекает ее какой-нибудь генерал на планерках. А я тут рядом раздражаю ее свободным графиком без окриков начальников и высокой оплатой. И, как ребенок, обижаюсь на вполне законное требование письменно подтвердить свои показания.