– Я в Господа верую, – сказал Валерка. – А если есть Господь, то есть и падший ангел. Оборотни – это и есть, наверное, порождения сатанинских сил. Может быть, и не самые страшные. Самые страшные те, которых не определишь сразу. Они где-то высоко сидят, выступают с больших трибун, что-то говорят нам, и даже кажется всем, что они правду говорят. И верить хочется, пока не задумаешься, откуда все это, к чему тебя призывают. Они тонко действуют, и тебя от Бога отодвигают. Подумаешь – и поймешь: последние времена уже близко. А если близко, значит, и оборотням пора появляться. Закономерность простая. Вот они и появились…
Я вздохнул глубоко и с облегчением. И совсем не от разговора вздохнул, а от того, что избавился наконец от дрожи в теле. Оно как начало вибрировать в унисон с воем, так и продолжало. Под бандитским огнем мне не было так страшно, хотя я принимал участие в нескольких достаточно плотных боях и во время срочной службы, и во время службы по контракту. А от воя становилось очень страшно, и я не боялся в этом признаться. Этот страх был сильнее меня, сильнее моей воли, которую он подавлял и уничтожал.
– Вот они и появились, – повторил Валерка. – Все, как предсказывалось…
На эту тему мы многократно уже говорили. Только раньше без оборотней обходились. Сейчас слова Братишкина прозвучали убедительно. По крайней мере, сразу после волчьего воя из глубины шахты, многократно усиленного, мне эти слова показались очень убедительными.
Сам я считал себя человеком верующим, но не таким, как Валерка, который за стол без молитвы сесть себе не позволял. Все немного верят, и я тоже. Без этого трудно тем, кто служит в частях постоянной боевой готовности. Смерть видеть часто приходится, потому и вера приходит. И так же точно верит большинство, самой веры не понимая и не зная. И в церковь, естественно, не ходил, хотя у нас в батальоне были и настоящие верующие, и в дни церковной службы их отпускали со службы военной, естественно, если они не были в наряде.
Сейчас мне вспомнились слова Валерки, произнесенные, когда я объяснил ему, что у меня постоянно не хватает времени на церковные службы, но намерение такое я имею. Он тогда сказал просто:
– А ты уверен, что дано человеку знать, когда придет его последний час?
– Это уж как повезет, – ответил я обтекаемо.
– Живет человек, жизни радуется, делами занимается, на свидания бегает, а потом или пуля-дура пролетела, или пьяный сосед за руль сел и погонять по двору решил, или просто сосуд в голове лопнул – вот и не осталось времени, чтобы к встрече с Богом подготовиться…
С этим не согласиться было трудно, тем более при нашей службе в спецназе ГРУ. И я согласился. И даже сам себе пообещал, что, когда в батальон вернемся, я буду ходить на церковные службы вместе с Валеркой, и на исповедь, и на причастие, как он. Каждую неделю ходить буду. Чтобы всегда в готовности быть. Когда человек готов, ему не страшно… Но вот не успел еще, не хватило времени. Отправили нас догонять взвод. А сейчас… То ли пуля-дура уже летит, то ли сосед дрожащей рукой уже ключи от машины ищет, то ли сосуд в голове раздулся и лопнуть желает. Я вместе с Валеркой попал в такую переделку, из которой выбраться живым было проблематично. И оставалось только жалеть, что раньше не задумывался о смысле веры, о смысле жизни и смерти. Если бы думал раньше, может быть, многое в моей жизни иначе бы сложилось и сейчас вой оборотней не казался бы таким страшным…
– Эй, там, внизу… Эй… «Летучие мыши»… Просыпайтесь! Налетались во сне, – раздался мерзкий голос.
Потом послышался какой-то негромкий разговор не на русском языке, в котором мы ничего, естественно, не поняли. Разговаривало по крайней мере трое или четверо. Четвертый, кажется, только реплики бросал. А после разговора сверху пробился по стене луч сильного фонарика. Но осветить клеть ему мешал щит, с которым я столкнулся, «гуляя» по веревке. Надсадно и с легкой истерикой заскрипел блок, и клеть резко и неприятно качнулась, а затем медленно и неуверенно начала подниматься.
Скрип блока не мешал между тем слышать и другие звуки. Кто-то там, наверху, как мне показалось, поднимал штангу и сильно кряхтел, стараясь взять непосильный для себя вес.
– Откормили вас казенными харчами… Тяжеленные, как быки, – проворчал этот кто-то все тем же противным голосом.