К этому моменту весь имевшийся в запасе стыд смылся, не нравился ему разврат, царивший в комнате, поэтому, немного нерешительно, но приподнялась, желая увидеть как можно больше. Жадный взгляд скользил по совершенному телу, отмечая все, скульптурную красоту, безусловную силу. Неуверенно коснулась нежной плоти пальцем, расширившимися глазами наблюдая за тем, как она в ответ шевельнулась, как живая.
— Ой! — прокомментировала происходящее.
— Может быть ты меня сама, наконец, поцелуешь? — нагло потребовал соблазнитель, пробудив этой фразой во мне проблески здравого смысла. — Не хочешь?
Отрицательно помотала головой, делая над собой моральное усилие, перед решительным рывком к двери, но убежать мне не дали. Герман придавил меня к кровати и прошептал:
— Мы так не договаривались, — и запечатал мне рот поцелуем, чтобы я не смогла возразить.
Снова полыхающий огонь страсти и огромное желание, чтобы наконец-то он ворвался в меня. Снова мозг отключается и, не слушаясь здравых мыслей, ногами обхватываю любовника. Да, ждать мужчина больше не стал, вновь торжествуя победу, упиваясь обладанием мной. А я не могу противиться, двигаюсь в такт с ним, чувствуя как нарастает сладкое чувство в низу живота, чувствуя, что разрядка близка, вот сейчас, прямо сейчас. Тело выгибается навстречу, само, оно не прислушивается к призывам гордости и обиды, оно хочет одного, чтобы любовник не останавливался. Только не в этот момент. Зубами впиваюсь в плечо мужчины, пытаясь сдержать крик удовольствия, но удается плохо, слишком сильно то, что на меня накатывает, и я падаю в бездну наслаждения, снова и снова, не в силах удержаться на плаву.
— Как живется? — вопрос повис в воздухе, меньше всего Герман ожидал увидеть его, мужчину, который стоял посередине комнаты и приветливо улыбался.
— Все еще не оставляешь надежду? — не подал виду, что потрясен, Герман.
— А как же. Раньше или позже ты оступишься, не справишься, и у меня будут неплохие шансы, — черноволосый мужчина стоял, заложив руки за спину и склонив набок голову.
— Как нашел? — Герман сел в кресло.
Разговор происходил в Лериной квартире, в гостиной. Сама хозяйка сейчас судорожно собиралась, ей необходимо было попасть в салон красоты, куда она безбожно опаздывала.
— Ты же знаешь, я с самого начала не спускаю с тебя глаз, — улыбнулся мужчина. — Как ты правильно выразился, не теряю надежды.
— Я не учел твоего появления в своих планах. Сдашь меня? — небрежно осведомился Герман.
— Нет, подожду, когда ты сам себя подставишь, — и исчез.
Невольно, пришли в голову воспоминания о знакомстве с демоном. Первый день в аду, который прошел жутко.
Инквизитор, пока вел восемнадцатилетнего парня к костру, сумел неплохо разъяснить одну истину. Здесь, в этом потустороннем мире, тому, кто попал сюда так, как Герман, не стоило соблазняться всякими выгодными предложениями. Все они на поверку, могли обернуться серьезными проблемами.
Костер и слово Инквизитор были взаимосвязаны, как Герман и думал, но совсем не так, как он представлял. Пустой желудок только скручивало в спазмах, а вырвать так и не получилось. Смотреть на то, что происходило, было сложно, поэтому Герман, остался на самой кромке людского моря, которое смаковало подробности и старался не видеть, хоть это и было сложно. Яркое пламя привлекало внимание, манило взгляд к себе и к тому, кто был привязан у столба.
Хохочущий человек, обряженный в дранные камзол и штаны, бросил факел на кучу хвороста. Полыхнуло сразу, а потом раздался жуткий крик, полный боли. Тело Инквизитора корчилось в муках, а пытка длилась и длилась. Тело горело ни минуту, ни две, ни три. А что-то около двух часов, по внутреннему хронометру Германа, который не выдержал этого зрелища и попытался уйти.
Люди, обряженные в красные хламиды, не дали ему выбраться с площади, а мужчина, с раскосыми восточными глазами и смуглой кожей, сказал шепотом:
— Нельзя уходить, пока казнь не закончится.
И Герману пришлось досмотреть "шоу" до конца. Китаец, либо японец, либо кореец, но кто-то из тех, кого зараженные фашизмом люди зовут "узкоглазыми" стоял рядом и изредка, бросал любопытные взгляды на бледного как мел юношу.
Герман не понимал, зачем увязался следом за носилками, на которых несли обугленное тело Инквизитора. Парень не помнил путь до деревянного домика, в котором был брошен так и не сгоревший монах. Молодой человек просто стоял в дверях и смотрел на носилки, с истертыми ручками, что говорило о том, что ими пользовались часто и на содержимое этих носилок, не в силах отвести взгляд. Сколько времени прошло, он не мог сказать, прежде чем полумертвый Инквизитор, смог что-то прошипеть сквозь стиснутые зубы. Парень так и не разобрал что именно, но оживший монах, послужил неким толчком, для выведения Германа из созерцательного транса.
— Жалеешь? — спросил кто-то за спиной юноши.
Герман промолчал, просто повернулся лицом к говорившему.