Идеальный парень

Я намеревался сказать все это и уйти с гордо поднятой головой, сохранив остатки чувства собственного достоинства. Как же, конечно. Ничего подобного!

Я запаниковал.

И бросился наутек со всех ног.

Глава 47

Я убежал недалеко, по крайней мере не настолько далеко, чтобы переживать по поводу того, как буду выбираться из Милтон-Кинса, когда услышал шаги за спиной. Я обернулся и увидел Оливера, который быстро догонял меня. Мне, честно, стало стыдно за свою физическую форму, особенно в сравнении с ним. Я не мог понять, о чем он думал, отчасти из-за того, что у бегущих людей, как правило, бывает одинаковое выражение лица, к тому же я даже предположить не мог, как он воспринял все случившееся. Но ведь то, что он бросился за мной следом, было хорошим знаком, не так ли? Если только он не собирался отругать меня за то, что я нагрубил его родителям.

– Оливер, послушай… – начал я.

– Поехали домой.

Интересно, что он хотел сказать? «Поехали домой, ведь я понял, что родители эмоционально подавляют меня, и я не намерен больше это выносить»? или: «Поехали домой, потому что ты меня опозорил и мы должны немедленно убраться из города»? Даже теперь, когда он остановился, выражение его лица по-прежнему не давало ответа на этот вопрос.

Я не знал, что тут можно предпринять, поэтому сел в машину. Не успел я пристегнуть ремень, как Оливер рванул с места, полностью проигнорировав безопасность, хотя прежде такое поведение было скорее характерно для меня. Мы мчались по дороге на слишком высокой для жилых кварталов скорости, к тому же Оливер почти не следил за движением, и даже у меня это вызвало тревогу.

– Эм… – начал я, – может, стоит…

Он резко ушел в сторону, объезжая летящего навстречу мотоциклиста, и я вскрикнул от неожиданности.

– Так, вот теперь мне действительно страшно.

С визгом тормозов и скрежетом двигателя Оливер свернул на обочину и остановился. Он положил руки на руль, опустил на них голову и зарыдал.

Вот дерьмо. Пару секунд я, как истинный британец, пытался сделать вид, будто ничего особенного не происходит, в надежде, что все быстро и безболезненно разрешится и даже не придется обсуждать это недоразумение. Но Оливер все плакал и плакал, и я, как его парень, ну или, по крайней мере, как человек, который хотел стать его парнем, должен был что-нибудь сделать, только не знал что.

К тому же ремень безопасности не позволял мне даже толком обнять его. Вместо этого я ограничился тем, что начал неуклюже гладить его по плечу, как будто утешал своего приятеля-младшеклассника, который в забеге в мешках пришел к финишу только третьим. Мне очень хотелось как-то подбодрить его, но я не понимал, как именно. «Не плачь» – звучало как дурацкая хрень, «плакать – это нормально» – слишком снисходительно, а банальное «ну ладно тебе» никогда еще никому не приносило утешения.

Наконец, Оливер покачал головой и повернулся ко мне. Его лицо было красным и распухшим от слез, и меня вдруг охватило отчаянное желание помочь ему.

– Как бы я хотел, – сказал он, предпринимая отчаянную попытку говорить своим прежним рассудительным голосом, – как бы я хотел, чтобы ты ничего этого не видел.

– Да ладно, все в порядке. Все люди плачут.

– Дело не в этом. Ну, или не только в этом. А… во… всем. – На его губах появилась легкая грустная улыбка. – Я вел себя ужасно.

– Но не ты же посылал всех на хрен.

– Нет… я… я благодарен тебе за то, что ты за меня вступился. Но я не должен был доводить до этого.

Я протянул к нему руку и убрал прядь волос, упавшую на его влажные от слез глаза.

– У нас ведь был уговор: ты придешь со мной на мое рабочее мероприятие, а я с тобой – на твое семейное торжество.

– И если бы… если бы я вел себя лучше, то у нас бы все получилось… лучше. – Он сделал паузу. – Я ведь знал, что маме не понравится эта рубашка.

– К черту рубашку. И, я понимаю, что это прозвучит ужасно, но к черту твою мать.

– Пожалуйста, не говори так. Знаю, сегодня был тяжелый день, но они искренне желают мне счастья. А я все время их подвожу.

– Оливер, ничего глупее я еще не слышал. – Я тщетно пытался говорить спокойно и рассудительно. – Да, я понимаю, что это лишь предположение… но скажи, бывали ли случаи, когда мама не осуждала тебя за твой внешний вид?

– У нее очень строгие требования.

– Возможно. А может, она – и я понимаю, мне очень трудно сейчас оставаться беспристрастным, – просто привыкла все время критиковать тебя и не обращает внимание на то, как сильно тебя это задевает?

Его глаза снова наполнились слезами. Я молодец, ничего не скажешь!

– Она не хотела расстраивать меня. Она пыталась помочь.

– И знаешь что? Я тебе верю. Но только тебе не нужна такая помощь. После которой ты считаешь… что все делаешь неправильно. Про твоего отца и говорить нечего.

– А что не так с моим отцом? Я понимаю, что он немного старомодный, но он никогда не бывал жестоким, всегда старался поддержать. Помог Кристоферу поступить в медицинский колледж, а мне – стать юристом.

– Но это не дает ему права называть тебя конченым мужеложцем на глазах у своих друзей.

– Он шутил. И он ничего не имеет против моей сексуальности.