Идеальный план

– Объясните, что происходит. Вы же не маргарин мне хотели показать. Он мне и так снится каждую ночь.

– Ты очень меня разочаровал, сынок. – Рука Германа легла на плечо Антона, сдавив его намеренно сильно. – Я пустил тебя в свою семью, доверил дочь, обеспечил работой, когда ты нуждался в ней. Я относился к тебе как к сыну, которого моя покойная жена выскребла из своего чрева, потому что не хотела рожать от меня. И вот как ты отплатил мне за доброту.

Антон стряхнул с себя тяжёлую ладонь, отступил назад, натолкнувшись на безжизненную твёрдость стены.

– Неужели ты и впрямь рассчитывал занять моё место, зятёк? С твоими-то нейлоновыми яйцами. Да ты угробишь за месяц всё, что я создавал половину жизни. Исполнитель ты сносный, спору нет. Только для ведения бизнеса нужны стальные яйца, понимаешь? Это как минимум. Но вернёмся к разочарованию.

– По-моему, вы перешли черту.

Сжатый кулак угодил в солнечное сплетение. Антон схватился за грудь, медленно съезжая на пол. Герман потряс рукой, которой нанёс удар.

– Узнаю, что заикаешься о деньгах, подвешу сам знаешь за какое место. С дочерью я всё улажу, а ты и думать не смей о наследстве. Скажи Анжеле спасибо, что она не прогоняет тебя. Я бы на её месте давно избавился от такого куска дерьма. Ты ненужный балласт, сынок. Никто не любит неудачников. Я в твоём возрасте воспитывал оставшуюся без матери дочь, налаживал бизнес, не упуская возможности задирать девицам юбки. Чего добился ты? Бренчание по струнам не делает из тебя мужчину. Брак с моей дочерью не делает из тебя мужчину.

– Вы… меня ударили.

– И сделаю это снова, если ты попробуешь подняться. Внизу тебе самое место.

– Вы сошли с ума, Герман.

– Давай проверим насколько.

– Я не хочу с вами драться.

– Драться? – Герман запрокинул голову в булькающем хохоте, быстро перешедшего в кашель. Мерзкий звук отражался от стен, многократно усиливаясь. Антону стало жутко. Он потирал ушиб, чувствуя, как нижняя часть спины немеет от холода. – Ты даже мою малышку одолеть не в силах.

Морщинистая пятерня схватила Антона за волосы. В лицо пахнуло винно-табачным зловонием.

– Никогда не переходи мне дорогу, – процедил Герман. – Из могилы достану, уж поверь. Если я говорю, что скорая не нужна, не надо мне доказывать обратное. На моём складе я Бог, а ты божий раб. Это к вопросу о разочаровании. Придётся тебя проучить. Посидишь здесь, в тишине и покое, подумаешь о своём поведении и о жизни вообще. Только не благодари. От такого засранца мне благодарности не нужны.

Закончив монолог, Герман резко откинул голову Антона назад. Затылок последнего врезался в стену с глухим стуком. Старик вытер руки о рубашку, словно трогал слизкое насекомое и вышел из холодильной камеры. Перед тем как запереть дверь снаружи, он бросил в пропитанное унижением помещение последнюю фразу:

– Между прочим, ты уволен за нахождение на рабочем месте в состоянии алкогольного опьянения.

Лязгнул засов. Антона обступила вязкая темнота, тело пронизывал озноб. Ещё пара минут испытания холодом, и он надолго свалится с температурой. По ту сторону старик кричал рабочим, что они будут уволены, если посмеют открыть дверь. Больной псих. Сколько минут он собирался продержать камеру запертой?

В одном старик прав, яйца у него действительно из нейлона. Позволить отделать себя дряхлеющему тестю это надо постараться. Как и поверить в лапшу, которую он развесил на его ушах. Когда же ты научишься испытывать злость, Джорджи?

Руки нащупали бочонок с нестерилизованным повидлом. Преисполненный гневом из-за собственной слабости, он запустил им в дверь. Бууум. Бочонок выплюнул сладкое содержимое стоимостью три тысячи рублей на пол. Надо бы не запачкать ног.

Он измерял камеру шагами, иногда прыгая на месте и размахивая руками. Это не сильно помогало. Холод добрался до костей, кончики ушей пощипывало.

– Эй! Выпусти меня! Я здесь замёрзну!

Здорово старый бес подвёл его под увольнение. Растрогал новостью о болезни, дал выпить, а затем растоптал своими вонючими ботинками с заострёнными носками.

А ты хотел продолжать на него работать после откровенного обмана?

– Эй! Мне холодно! Кто-нибудь, откройте эту чёртову дверь!

На глазах Антона выступили слёзы. Обида сжала горло. По части жалости к себе он был мастер. Жизнь катилась под откос, и он не знал, как это остановить.