– Видео отправлено утром. В десять ноль-ноль, – размышлял писатель. – В одиннадцать оно пропало. Пожар, в котором погиб наш друг произошёл ночью. Как такое возможно?
– Кто-то получил доступ к нашему чату. Он отправил видео, а потом удалил его, – предположил Эл. От темы разговора у него по коже бегали мурашки. – С какой целью? Зачем кому-то убивать человека, а наутро отправлять от его имени… с его телефона сомнительное видео, чтобы потом стереть?
– Это золотой вопрос, Эл. Мне нравится ход твоих мыслей. Ещё я думаю о такой функции мессенджера, как отложенная отправка. Надо бы расспросить родных Вадима, не сохранился ли телефон. Это помогло бы пролить свет на тёмные пятна.
– Им сейчас не до твоих расспросов. Они потеряли близкого человека. Спрашивая о телефоне, ты рискуешь нарваться на грубость. Любой намёк на насильственную смерть вызовет истерику.
– Да, это их раздавит, – согласился писатель. Он на мгновение представил свою сгоревшую дочь. Этого хватило, чтобы всё тело сжалось от судорожных спазмов. Развитое воображение не всегда работало на благо владельца.
– От дома остались горелые брёвна. Ни один смартфон не выдержит температуру в тысячу градусов. Фундамент и тот растрескался. Там творился ад. – Эл отгонял от себя картинки пожарища. Нелепая смерть. Человеческая жизнь хрупка, как крыло бабочки.
– Почему они не вызвали пожарных? – вопрошал Роман. – Почему не выбежали на улицу? Взрыва, насколько нам известно, не было. Огонь разгорелся не за три секунды. Так почему они ничего не предприняли для собственного спасения?
– Надышались угарным газом, когда тушили пожар, – предположил Эл. – Вадим не из тех, кто обращается за помощью. Для него это вопрос достоинства, если не сказать гордыни. – Он спохватился. – Был при жизни, конечно же.
Побледневший Антон согнулся над задним колесом «Киа», придерживая галстук.
– Вы обсуждаете ужасные вещи, – пропыхтел он. – Меня сейчас вырвет. И это не идиома!
– У тебя тепловой удар, – сказал писатель. – Выглядишь и впрямь паршиво. Дело не только в погоде. Три последних дня у всех выдались беспокойными.
– Ненавижу жару, – прошептал Антон. Мир вокруг него вращался подобно колесу болида. – В паху сопрело, перед глазами плывёт. В голове калейдоскоп невнятных мыслей.
– Или засунь два пальца в рот или залазь в машину. Прохлада тебе не помешает.
– В машину. – Он потянулся к дверной ручке. – Тошнота сейчас отступит, я чувствую.
Роман помог другу забраться на заднее сиденье. Эл запрыгнул вперёд, защёлкнул ремень безопасности.
– В кармашке лежат пакеты для рвоты, Антон. Виолу часто укачивает, вожу про запас. Пользуйся с удовольствием.
– Сарказм на кладбище – это так мило, – Антон с трудом сдерживал отрыжку. На завтрак он съел два тоста с маслом и выпил кружку холодного чая. Обычно он съедал дополнительно тарелку каши или мюсли с молоком. Сегодня интерес к еде по понятным причинам у него уменьшился.
– Мне будет спокойнее, если ты заранее приготовишь пакет. Посмотри на себя. Ты весь зелёный! Знаешь, как долго запах блевотины выветривается из салона?
Антон достал не пропускающий влагу бумажный пакет. Изрыгать в него содержимое желудка в присутствии друзей он не собирался.
– Буду ехать плавно. Вот, держи. – Писатель протянул другу сосательную конфету. – Должно помочь.
– Спасибо.
– Предлагаю не обсуждать за столом смерть Вадима, – сказал Эл. Он держался бодро, со стороны могло показаться, что смерть друга не стала для него потрясением. Но нет, весть о гибели Вадима на двое суток ввела его в тяжелейший ступор. Только сегодня утром апатия потеряла над ним власть. Он корил себя за то, что не уговорил Вадима заночевать в лофте после мальчишника.
– Не хочешь расстраивать Лизу? – Роман сдал назад. Температура в салоне опустилась до двадцати градусов тепла. Горячий руль умеренно обжигал пальцы.
– Не хочу, – признался Эл. – Она беременна. Вдобавок разговоры о трупах за столом не к месту.
Автомобиль проезжал ряды торговцев гранитными памятниками. В зеркале заднего вида кладбище с каждой секундой уменьшалось в размерах. Они покидали город мёртвых без сожаления. Лежащий под землёй обожжённый кусок мяса не нуждался в их скорби. Покойнику плевать, лежит он в саркофаге, инкрустированном золотом, или в обитом розовым ситцем ящике за три копейки. Погребальные ритуалы люди придумали для собственного успокоения. Они придавали смерти удобный вид, в какой-то степени лишая её непознанной жути.
Антон всматривался в окна домов, расположенных между кладбищем и ведущим в город шоссе. Каждый день через них миновали процессии с мертвецами. Чтобы жить на границе кладбища, надо иметь специфическое представление о жизни и смерти. Интересно, снятся ли им вереницы чёрных катафалков по ночам?
– Нашего друга убили? Ты так считаешь? – спросил он.
– Моё мнение ни на что не влияет. Чутьё…
– Ответь на вопрос.