Снова пытаюсь отвернуться – чёрт, когда Син тут прижимается, я и думать не могу, и все мышцы сводит паникой. Стояк ещё этот предательский, откуда только взялся… Щёки горят, а сердце вообще колотится так, что дышать получается через раз, поэтому – чтобы хоть вдохнуть – отпихиваю Сина как могу. Хотя это не так-то просто, он продолжает меня прижимать.
Но вдруг – отпускает. Отодвигается. Говорит разочарованно, совсем без прежнего заигрывания:
– Так, я не понял. Ты же вроде сказал?.. И что?..
– Я сказал: завтра заявление подам.
Нет уж, признаем честно, это наилучший вариант. Целоваться я не умею, всё это – флирты, разговорчики эти – явно не моё. И ничего у меня не получится. Ляпнул сгоряча, а теперь понимаю, что не смогу. Лучше пусть он уйдёт, и потом я свалю подальше отсюда.
Командир рассматривает меня, раздражённо скривив губы.
– Хорошо. И я даже его подпишу. Если ты сейчас посмотришь мне в глаза и скажешь, что всё это ничего не значит и ты действительно хочешь уволиться. Сделаем вид, что ничего не было.
Бля, у меня бы, может, получилось это по отдельности – или посмотреть на него, или сказать, но точно не всё вместе. Даже пытаться не буду. Да и вообще, какого хрена он ставит мне условия?!
– Я тебе ничего не должен.
– Ты пока ещё мой подчинённый, – Син толкает меня в плечо, повышая голос: – И я говорил, что не собираюсь лишиться такого сотрудника вот так просто. Так что давай, убеди меня, что я должен тебя уволить.
Ах, вот как?! От злости у меня мигом находится смелость посмотреть ему в лицо – и Син, очевидно, правильно понимает источник этого, потому что спрашивает как-то удивлённо:
– Серьёзно?..
Ещё как серьёзно! Коленом пинаю его в бедро, чтобы отвлечь, и тут же бью в печень, но Син, конечно, уже запомнил эту комбинацию, так что успевает уйти – и со всей дури впечатывает кулак мне снизу в челюсть. Пока из глаз сыплются звёзды, а в ушах отдаётся клацанье моих собственных зубов, он бросается на меня…
…Я бухаюсь спиной и затылком в прохладную стену – комната ведь размером с чулан, – а затем мы, так и съехав по этой стене, рушимся на кровать. Внизу громко хрустит, и я проваливаюсь задницей в какую-то неожиданную яму.
Замираем. В спину и бёдра болезненно упираются острые обломки – видимо, проткнули тонкий матрас насквозь.
И я громко и с выражением декламирую:
– Ёб. Твою. Мать.
– Сломалась?
Хватка Сина ослабла, теперь он уже перебирается руками с меня на кровать – аккуратно. Оглядывает. Конечно, проломилась, как иначе я мог оказаться задницей на полу?!
Чтобы хоть как-то выразить свои эмоции, выдаю в потолок риторическое:
– Как меня заебла эта армия.
Син осторожно, чтобы не сломать ещё больше, выбирается, встаёт, подаёт мне руку.
– А меня заебал ты. Давай уже.
Хватаюсь за его кисть и поднимаюсь из кроватной дыры – острые обломки царапают спину и бёдра в обратном направлении.
– Сам припёрся, я тебя не звал. Ещё и кровать мне сломал.
Выкручиваюсь, чтобы посмотреть на штаны сзади. Вроде целые, повезло.
– Конечно, «не звал», у тебя ж по жизни только два варианта – или сдохнуть, или уволиться. Больше мозгов ни на что не хватает.
– Иди на хуй.
– Сам иди на хуй. Будешь сегодня у меня спать.
Перевожу взгляд на проломленную кровать, и Син – для пущего эффекта – указывает на вмятину, в которую сползла разодранная простыня. Теперь это уж точно не похоже на образцово-показательную офицерскую мебель.
– Ну, придётся, – пожимаю плечами.
– Ну и пошли тогда. А то выёбываешься тут как муха на стекле – «уволюсь»… Тебе взять что-нибудь нужно?
– Что, например? – непонимающе смотрю на него.
– Презервативы? – на физиономию Сина наползает хитро-пакостная ухмылка.
Пытаюсь сдержаться – но тоже уже расплываюсь в улыбке, а потому неловко отвожу глаза и бормочу:
– Скотина…
Он сгребает меня за плечи, чмокает куда-то между носом и щекой:
– Ладно, у меня всё найдётся, – и тянет к выходу.