Идеальный реверс

И, чтобы добить меня окончательно, капитан ещё хватает меня за плечи – блядь, необязательно тыкать в меня своей мокрой футболкой, лучше бы надел её обратно, эксгибиционист хренов.

Ну, тут уж я вряд ли смогу что-то сказать: голос по ходу вообще пропал. И сам чувствую, что краснею.

Вместо внятного убедительного объяснения я могу думать только о том, что Син так близко, и – чёрт! – взгляд словно сам собой, совершенно предательски, сползает на его губы, а в сознании, прежде чем я успеваю её остановить, мелькает мысль, что только ведь и нужно – одно лёгкое движение, чтобы дотянуться…

Между нами повисает пауза – долбаная многозначительная пауза, – и я чувствую мгновенную заминку в его движениях, пальцы на моих плечах словно бы чуть вздрагивают. Точно почувствовал. Да тут всё понятно, любой догадался бы, по одной только моей красной морде.

Бросив последний взгляд на его губы – вовсе не потому, что хочу смотреть именно на них, просто не хватает духу глянуть в глаза, – всё же вырываюсь и чуть не бегом скачу в раздевалку. Хватит с меня! Наверняка вот теперь-то он всё понял. Да и к чёрту. Завтра же подам заявление. Только нужно попасть в обед, когда капитана не будет, попрошу бланк у его помощников. Хотя он ходит в столовую чёрт знает как, это не угадаешь.

Мыться? Нет уж, нахрен это всё! Не собираюсь я тут раздеваться и ждать, пока это бесстыжее чудище тоже придёт в душ. Глядишь, ещё решит продолжить разговор. А что такого, подумаешь – будем намыливаться и вести беседу, одно другому совершенно не мешает.

До своей комнаты долетаю, наверное, быстрее скорости света. Сейчас футболку – с рваным рукавом и брызгами крови – поменяю, пересижу часик, пока народ рассосётся, и схожу в душ на этаже.

Как бы мне завтра подгадать в такое время, когда Сина не будет? В голову не приходит ничего лучше, чем следить за выходом – когда он пойдёт в столовую. Ага, прятаться в кустах, может, даже с биноклем. Что за идиотизм…

С другой стороны, ну зайду я, попрошу бланк… Ничего особенного. При помощниках он, скорее всего, ничего не скажет. Да, будет неловко, но разок можно потерпеть. Зато после этого всё закончится, и я смогу вздохнуть спокойно.

Стук в дверь – аж вздрагиваю.

Сколько раз представлял это – что он придёт, постучит… Только в жизни, конечно, всё получается совсем не как в тупых фантазиях.

Может, всё-таки не он?

А кто?

Да нет, наверняка он.

Что, пришёл глаза попялить в комплекте с унизительными расспросами? Всё ведь ясно уже. «Так ты что, типа это?.. Хренасе, не ожидал… Нет, серьёзно?» – и такой изучающе-снисходительный взгляд. Очередное «ты ничтожество», которым можно меня потыкать – как острой палкой в морду зверю, запертому в клетке, – ага, наслаждаясь собственным превосходством.

Стук повторяется.

Ладно, открою. Пусть, раз ему так хочется. Прятаться и молчать, если он знает, что я тут, вообще как-то тупо.

Вдруг всё-таки не он.

Но нет, мне не повезло.

– Нужно поговорить, – Син звучит уверенно, как всегда.

Зато он хотя бы уже одет, и на том спасибо. Волосы влажные после душа, меня окутывает привычным запахом шампуня. Что-то цитрусовое. Пластырь на переносице скрывает рваную ссадину, однако по бокам носа, под глазами, уже налились тёмно-красные синяки. Хех, хоть я и проиграл, но мордой об пол приложил его знатно.

Син решительно проходит в комнату, заставляя меня отступить вглубь, и закрывает дверь. Тут и места-то нет: узкий проход, справа кровать. Не заправлена, одеяла вовсе нет, а на простыне складки. Теперь, когда я живу один, хочется отдохнуть от навязчивых порядков казармы. Надеюсь, капитан не вздумает придраться к этому и орать на меня своим фирменным матом? Это был бы вообще абсурд.

Он косится на кровать – наверное, за столько лет эти правила про расправленную простыню уже в кровь въелись, – но всё же возвращает взгляд на меня. И то хорошо.

Только вот ничего не говорит. Стоит себе и молчит.

Что, командир, неловко? Понимаю. Но я тебя сюда не тащил.

Тем не менее, мне тоже трудно терпеть это напряжение, так что я выпаливаю агрессивно:

– Ну и что? – даже нахожу силы взглянуть ему в глаза. Тёмно-карие радужки, чёрные ресницы.

– Я подумал… – Син запинается, но после паузы продолжает более оживлённо: – Я подумал, может, ты хочешь мне что-нибудь сказать?

– Я? – губы, конечно, тут же растягиваются в язвительной усмешке. В конце концов, это он ко мне пришёл, а я хозяин положения. – Нет, я ничего не хочу.

Син снова молчит, оглядывает комнату. В конце концов выдавливает:

– И что дальше?

Я тоже изучаю дверной косяк будто это самое увлекательное, что я когда-либо видел.

– Завтра подам заявление.

– Может… не стоит? Чего пороть горячку…

– И что ты предлагаешь? – о, я даже не запинаюсь на «ты», молодец какой. Нет уж, не собираюсь я в таком унизительном разговоре ещё и обращаться к нему как к старшему.

– Вернуть как было, – он произносит это быстро, будто заранее репетировал, и даже смотрит мне в лицо. – Нормально ж работали.

Качаю головой.

Син раздражённо фыркает:

– Блядь, может, скажешь уже что-нибудь? А то это таинственное молчание, морды интригующие… Я так не понимаю.