Идеальный враг

Павел вспомнил драку на пустыре возле складов. Человека, лежащего на земле. Его разбитое лицо, кровь, текущую из ноздрей, алыми каплями падающую в пыль. Какие у него были нашивки? Уж не капральские ли?

“Грязное солдатское белье должно оставаться в казармах…”

— Но мы сейчас на первом месте в Форпосте, — сказал Гнутый.

— На каком таком месте? — не понял Павел.

— Ну, счет у нас выше всех, несмотря на твой проигрыш в финальном бою.

— Какой счет? Ничего не понимаю!

— Да в Игре! — пояснил Цеце. — Мы уничтожили яйцо. За это получили сотню очков. Оторвались ото всех, ушли далеко вперед. Хорошее начало на новом месте — сержант наш страшно доволен.

— Понял, — сказал Павел. — А что за прок в этой Игре? Какой нам интерес?

— А ты что, не знаешь? — Гнутый с недоверием глянул на Павла.

— Салага! — хмыкнул Цеце.

— Зеленый! — усмехнулся Рыжий.

— Эй, хватит! — Павел завозился, поскрипывая койкой. — Лучше объясните все как следует.

— А чего тут объяснять? — сказал Рыжий.

— Каждый год победителям достается три миллиона, — сказал Цеце.

— И никаких тебе налогов, — добавил Гнутый.

— Три миллиона, — не поверил Павел. — Разыгрываете?

— Нет. Правила простые: в игре участвуют подразделения Форпостов не крупнее взвода. Сперва они подают заявку, потом им приходит письмо, где подробно изложены все правила и приведен устав. Первый взнос в призовой фонд составляет сто долларов с человека. Потом плата уменьшается в зависимости от того, на какой позиции находятся игроки. Мы сейчас отчисляем в фонд Игры по двадцать долларов каждую неделю. Каждый. И ты в том числе.

— Три миллиона на взвод… Это же по сто тысяч на человека!

— Примерно так и есть, — согласился Цеце. — Неплохой куш, не правда ли? И делать ничего не надо — лишь лучше всех выполнять свою работу.

— И за что начисляются очки? — поинтересовался Павел.

— За все, — сказал Рыжий. — Но в основном за убитых экстерров. Если тебе интересно, завтра принесу правила.

— И неужели никто не пытался приписать себе побольше баллов?

— Обмануть систему непросто, — сказал Гнутый. — Конечно, приписки бывают. Но редко, и в основном по мелочам. Уж больно велик риск. Если обман будет раскрыт, позор на весь мир обеспечен, да и с Игрой можно навсегда распрощаться.

— Три миллиона… — пробормотал Павел, прикидывая, на что можно было бы потратить такую сумму. — Сто тысяч на человека…

— Дело не только в деньгах, — сказал Гнутый — В прошлогодней Игре победил взвод сержанта Шишеля — я встречался с ним в Новой Зеландии. И знаете, где сейчас эти ребята?

— На Ямайке, — сказал Цеце, вздохнув, и мечтательно закатил глаза. — Земной рай!

— Победители Игры могут сами выбирать место службы, — сказал Рыжий.

— Если захотят служить дальше, — добавил Гнутый. Они замолчали, думая об одном и том же, мечтая…

Первым очнулся Гнутый.

— Ладно, нам пора, — сказал он. — А то как бы док не пришел.

— На днях обязательно заглянем еще, — сказал Цеце. Рыжий просто кивнул.

Они ушли, не затягивая прощание. Тихо закрылась дверь, и в палате снова стало пусто и одиноко.

Павел полежал чуть-чуть, глядя в потолок, собираясь с мыслями, потом вздохнул, заставил себя улыбнуться, громким голосом велел диктофону включиться и, выдержав паузу, стал размеренно, обдумывая каждую фразу, надиктовывать полученные от товарищей новости.

2

Три дня прошло, а казалось, что целая неделя.

Павел уже стал привыкать к новому распорядку. Он много спал. Ел, когда хотел и сколько хотел. Делал дневниковые записи. Разговаривал с навещающими его друзьями, с мамой и девчонками, с доктором. Он много думал, особенно жутковато тихими ночами, когда сон не шел и просыпалась боль. Мысли его были аморфны, неконкретны. Часто он грезил, теряя связь с реальностью, и тогда какие-то странные непознаваемые образы наводняли его сознание.

С первого июля все системы, все службы и подразделения Форпоста начали функционировать в нормальном режиме боевого дежурства, но для Павла перемены эти прошли незамеченными. Разве только товарищи стали приходить чуть реже. И новости, которые они приносили, несколько изменились: меньше стало бытовых подробностей, больше разговоров об оружии, о предстоящих рейдах, о разведывательных данных по зоне ответственности Форпоста.

Слушая рассказы товарищей, Павел чувствовал себя заключенным. Он был заперт в четырех стенах, они отгораживали его от настоящей жизни, и он ничего не мог с этим поделать.

Док, терпеливо выслушивая жалобы пациента, говорил, что лечение продлится никак не меньше двух недель.

Две недели в заключении, и это в то самое время, когда Форпост только начинает работу! Это была самая большая несправедливость в жизни Павла. По крайней мере так считал он сам.

Дни, проведенные на больничной койке, изменили его.

Павел стал более раздражительным, возбудимым. Теперь он почти не улыбался, а шутки его стали колкими. Впрочем, Павел этого не замечал. И только когда приходила Тина, он снова становился собой

3

— Мы уезжаем завтра, — сказала Тина, глядя Павлу в глаза. — Рано утром. Зайти к тебе не будет возможности.