Идеальный выбор

София заметила такси Мэтта, услышала, как Хелен и Каролина поднимаются по лестнице к выходу. Ей очень хотелось метнуться к такси, опередив подружек, и побыстрее уехать, но Джозефу явно требовалось выговориться, последние два вечера он смотреть на нее не мог.

— С чего бы это? — вздохнула София.

— Ну, понимаешь, я думаю, что ребенок — это особый случай. Тебе нужны забота и внимание.

— Обо мне некому заботиться, Джо.

— Да, знаю, и мне жаль, но ты сама побольше о себе заботься. Тебе покой нужен.

— Я не больна!

— Ну да, но ты выеживаешься здесь…

— Выеживаюсь? Это что еще за фигня?

— Да не шуми ты, я только хочу сказать…

— Пошел ты, Джозеф. На мое здоровье или здоровье ребенка тебе плевать. Но тебя дико заедает то, что я делаю, правда?

— Ладно, — сдался Джозеф. — Наверное, так и есть. Я считаю, что это неправильно. Ты оскверняешь себя. Материнство, оно святое.

София покачала головой:

— Ты даже не представляешь, как ты прав, Джо. Мне пора. Спасибо за совет. Но поверь, ты зря старался. Спокойной ночи.

София махнула Мэтту и забралась в такси, не обращая внимания на возмущенное бормотание вышибалы. Развалилась на заднем сиденье, радуясь возможности скрыться в предрассветной дымке. Она понимала: Джозеф не одинок в своем мнении. На каждого клиента, выбравшего ее танец, найдется другой клиент, который сочтет ее порочной, потому что беременных женщин следует неукоснительно запирать дома. Пусть себе вяжут пинетки пастельных тонов, пока их мужья суют двадцатки в трусики небеременных. От принятия решения Софию отделял один шаг, и навязчивость вышибалы помогла ей его сделать. Джозеф определенно до сих пор верил, будто женщины четко делятся на девственниц и проституток В оставшиеся четыре месяца Софии предстояло доказать, что на свете существуют и женщины-сплавы, каковой она сама и являлась. По некоторым причинам возвеличить образ матери до беременной девственницы ей было труднее, чем многим другим.

Тридцать два

София побеседовала с Денни. О том, чего она хочет — любой возможности продолжать работать, и о том, что он хочет — новой возможности осчастливить клиентов. Денни давно подумывал о расширении клубного репертуара, и теперь ему подвернулся удобнейший случай, а Софии предоставлялся шанс отточить свое мастерство. Позже, если беременное мини-шоу удастся, она сможет ставить танцы для других девушек. Таким образом София дотянет, работая, до родов — без премиальных чаевых, но все лучше, чем на пособии по безработице. Когда же появится ребенок, она сможет вернуться в клуб сначала в качестве хореографа, если в таковом будет нужда, а потом и полноценной танцовщицей, как только снова войдет в форму.

Разумный подход. И путающий. Отныне Софии придется отвечать за то, что она делает. Время спонтанных решений миновало, теперь о ее работе будет судить не только одинокий клиент, но и другие танцовщицы, и Денни. Балансируя на краю депрессивной ямы и понимая, что выбора нет, София отступила от края, разбежалась и прыгнула в неведомое. В напарницы она взяла Каролину — будет знать, как устраивать заварухи, — и принялась за работу. Они репетировали днем, а по ночам трудились. Каролина жаловалась на усталость, но когда София заметила, что она содержит себя сама, в то время как Каролина черпает из обширных ресурсов Денни, жалобы стихли до редкого ворчливого эха. Переворошив все музыкальные записи, имевшиеся в клубе, София остановилась на мешанине из песенок про мать и дитя и попыталась использовать их в качестве забавной пародии на амплуа других танцовщиц. Каролина обычно выступала в образе очаровательной куколки, что, разумеется, умиляло клиентов, но ограничивало средства самовыражения. София заставила ее пойти дальше. И себя заставила. Она вкалывала на износ — чем не способ забыть о страхах будущей матери, гнездившихся на краю сознания: сосредоточить все силы на танце и музыке, укрыться за упорной работой и беспокойным сном, спрятаться от неопределенности и Габриэля.

Новый танец вынудил Софию сосредоточиться на своем развивающемся теле. Теперь тело занимало значительное место в ее жизни, чего давно с ним не случалось, и Софии это нравилось. Хотя она еще в юности отвергла танцевальную традицию недоедания, но массовое сознание не могло не затронуть Софию. Последние пятнадцать лет София считала себя сильной, потому что властвовала над собственным телом. Держала его в форме, урезонивала плоть. Теперь же, впервые в жизни, она и чувствовала себя сильной, потому что внутри ее тела зарождалась энергия. Не ребенок, нет — мысль о нем по-прежнему пугала Софию, Мессия он или не Мессия. Но теперь, вместо того чтобы бороться с увеличивавшимися размерами, она исследовала их возможности. Всю жизнь София поневоле изображала обезжиренную амазонку, ныне выяснялось, что натуральная амазонка ничуть не слабее. Если не могущественнее.