Таково несложное содержание поэмы. Это было вполне юношеское произведение, а между тем оно оказало огромное влияние на всю тогдашнюю литературу. Господствовавший до того времени ложноклассицизм получил удар, от которого никогда уже не оправился. Поэма читалась нарасхват: из нее заучивали целые страницы, и с этою волшебною сказкою создавалась наша современная русская литература, — полная простоты, реальная в своих описаниях, скромная в фабуле, сдержанная в образах, глубоко искренняя и с легким оттенком юмора. Трудно себе представить большую простоту стиха, чем та, которой Пушкин достиг уже в этой поэме. Достаточно сказать, что стихи этой поэмы отличаются чарующей музыкальностью и в то же время вся поэма написана самым простым разговорным языком, в котором вовсе нет устарелых или малоупотребительных слов, к сожалению, слишком часто еще встречающихся в английской поэзии.
Появление «Руслана и Людмилы» вызвало громы из лагеря псевдоклассиков. Нужно только вспомнить обо всех этих «Дафнисах» и «Хлоях» наполнявших тогдашнюю поэзию, о напыщенных жреческих позах, в которые становились тогдашние поэты при обращении к публике, — чтобы понять, как была оскорблена вся ложноклассическая школа. Тут вдруг явился поэт, который пренебрегал всеми ее заветами!.. Он выражал свои мысли в прекрасных образах, не прибегая к излюбленным псевдоклассическим украшениям; он вводил в поэзию самый обычный разговорный язык и осмеливался выступить в литературе с какой-то сказкой, годной лишь для детей! Пушкин одним ударом рассекал путы ложноклассицизма, которыми была скована до тех пор литература.
Сказки, которых Пушкин наслушался от старушки няни, послужили материалом не только для его первой поэмы, но и для целого ряда народных сказок, стихи которых отличаются такой удивительной простотой и безыскусственностью, что, как только вы произнесете из них два или три слова, вы чувствуете, что остальные сами напрашиваются на язык. Иных слов употребить — невозможно; иначе рассказать — нельзя. «Ведь именно так надо рассказывать сказки!» — восклицали восхищенные читатели, и битва с ложноклассицизмом была выиграна раз навсегда.
Та же простота и искренность выражения характеризуют и все позднейшие произведения Пушкина. Он не отступал от нее даже тогда, когда касался так называемых возвышенных предметов; он остался верен ей и в самых страстных и в философских монологах своих позднейших драм. Это делает Пушкина особенно трудным для перевода на английский язык, так как в английской литературе XIX века Вордсворт является единственным поэтом, отличающимся той же простотой. Но, в то время как Вордсворт проявил эту простоту главным образом в описаниях изящных и спокойных английских ландшафтов или сельской жизни, Пушкин говорил с той же простотой о человеческой жизни вообще, и его стихи текут так же легко, как проза; они свободны от искусственных украшений, даже тогда, когда он описывает самые бурные человеческие страсти. В его презрении ко всякому преувеличению и ко всему театральному, ходульному, в его решимости не иметь ничего общего с «разрумяненным трагическим актером, махающим мечом картонным», он был истинно русским, и он помог, в сильной степени, русской литературе и русской сцене развить тот вкус к простоте и искренности в выражении чувств, образцы которых мы встретим так часто на страницах этой книги.