Идеалы христианской жизни

Ему было лет пять, и он еле читал по складам, когда ему попались в руки какие-то обрывки из одной духовной книги крупной печати. Но в этих обрывках было полное краткое житие преподобного Феодосия Киево-Печерского, и мальчик с восторгом прочел его, особенно те страницы, где описано, как в детском возрасте подвижничал преподобный Феодосий, как надевал на себя вериги и как преследовала его мать.

Я знал еще мальчика, который выказывал большое сочувствие пешим богомольцам.

В этой семье возили детей весной и осенью, до переезда в деревню, кататься и гулять в парк, за заставу, где проходят богомольцы, пробирающиеся к преподобному Савве Сторожевскому и в Новый Иерусалим, или возили через Крестовскую заставу в Останкино, по шоссе, где попадаются вереницы богомольцев, направляющихся к Сергию-Троице.

Этот мальчик любил заговаривать с богомольцами, жалел их, что они идут пешком и тащат еще на спине тяжелые котомки. Денег у него, хотя его родители были богаты, не было по его возрасту ни гроша, но у него бывали с собой карамельки, которые им давали на дорогу. Эти карамельки он и отдавал богомольцам. А раз, отдав им свои и разойдясь с ними на далекое расстояние, он уговорил братьев отдать ему и их карамельки и опрометью принялся догонять богомольцев, чтобы вручить им это сокровище, – сопровождавший их учитель торопил их садиться в коляску, чтобы вернуться домой.

Все вот такие черты детской жизни и образуют обстановку, благоприятную для развития и укрепления веры.

И часто не те лица, которые гордо полагают, что они руководят ребенком, – часто не эти вовсе лица направляют душу и жизнь ребенка по тому или другому руслу.

Вспомнить лучезарное создание Тургенева – Лизу Калитину из «Дворянского гнезда», один из высших русских духовных литературных типов.

В чопорном, холодном и скучном доме ее родителей не лживо-сентиментальная ее мать и не погруженный в свои своекорыстные расчеты отец направляли жизнь чуткого ребенка.

Около девочки стояла незаметная няня Агафья, женщина цельной души и крупной веры, одна из тех, кем держится мир Святой Руси. Стояла и заботливой рукой вела девочку ко Христу.

Те службы, к которым на заре, в задумчивую и загадочную пустоту церкви водила няня маленькую Лизу, те рассказы, в которых с бесхитростною верою своею она описывала страдания мучеников, и как цветы подымались вдруг из земли, орошенной их кровью, – все это вырабатывало постепенно в Лизе то тайное, громадное чувство к Богу, которое потом, при крушении ее несмелых земных надежд, заполнило всю ее жизнь, – то чувство, о котором так просто, потрясающе и исчерпывающе выражается Тургенев: «Бога одного любила она робко, восторженно, нежно…»

Тип Лизы Калитиной, питомицы няни Агафьи, как бы парит над землей, и жизнь ее стоит на той грани, где кончается земная повесть, где начинается житие праведницы.

Другой бессмертный образ русской женщины – Татьяна Ларина из «Евгения Онегина» Пушкина. И здесь точно так же нам ясно духовное воздействие простой русской женщины, няни – неграмотной бедной крестьянки, которая имела свое цельное, непоколебимое воззрение на жизнь как на поле долга и чести и привила это воззрение своей питомице.

Таня, взрослая годами, но ребенок душой, открывает няне свою тайну, никому еще не высказанную, – о любви своей к Онегину. И как принимает старушка это признание в любви, которое принесло Тане столько горя?

– Няня, няня, я тоскую!
Я плакать, я рыдать готова!
– Дитя мое, ты нездорова;
Господь, помилуй и спаси!
Чего ты хочешь, попроси…
Дай окроплю святой водою,
Ты вся горишь… – Я не больна;
Я… знаешь, няня… влюблена.
– Дитя мое, Господь с тобою! —
И няня девушку с мольбой
Крестила дряхлою рукой.

Поэт немного кладет черт, чтобы уяснить нам душу Татьяны, и особенно целомудренно мало говорит он об ее верованиях. Но во всей этой краткости широкие горизонты Татьяниной идеальной души, для которой и любовь была чистым восторгом и поклонением тому, что казалось ей самым высоким и прекрасным из всего, что она доселе встречала, – широкие горизонты этой души открывают ее слова о том, что прежде своей встречи с Онегиным она его уже предчувствовала:

Не правда ль, я тебя слыхала,
Ты говорил со мной в тиши,
Когда я бедным помогала
Или молитвой услаждала
Тоску волнуемой души…
И в это самое мгновенье
Не ты ли, милое виденье,
В прозрачной темноте мелькнул,
Приникнул тихо к изголовью,
Не ты ль с отрадой и любовью
Слова надежды мне шепнул!