Идеалы христианской жизни

Афанасию пришлось снова уйти из Александрии, и он пророчески утешал свою паству: «Не смущайтесь, дети. Это только облачко. Оно скоро исчезнет…»

Действительно, вскоре Юлиан был убит в войне с персами. Афанасий был возвращен в Александрию, но на время снова оставил ее при покровителе ариан, императоре Валенте. Только последние несколько лет своей жизни Афанасий провел спокойно.

Как много вытерпел он в ясном исповедничестве своем: гонения, многократные свержения с кафедры, скитания… Но он не поддался и стоял непоколебимым столпом православия.

Казалось, дело истинной веры погибало. Высшее духовенство, влиятельные круги общества, монастыри, императоры – все было на стороне ариан. И гонимое православие покоилось на одном Афанасии.

Никакие натиски его не сокрушили. Он сохранил и передал грядущим векам учение веры в ненарушенной чистоте. И в соответствии с именем его («Афанасий» значит «бессмертный»), память его и слава в Церкви не погаснут, пока стоит православие…

После этого столпа истины, выступившего впервые на Первом Вселенском Соборе и утвердившего догмат о равночестности Бога Отца и Бога Сына, вспомним деятелей последнего из Соборов – Седьмого, тоже Никейского, борцов за иконопочитание.

Нельзя без волнения следить за несокрушимой твердостью той немногочисленной горстки людей, которые – как некогда Афанасий сильным своими связями арианам – теперь противостали официальной и могущественной ереси иконоборцев, считавших в числе фанатических приверженцев своих греческих императоров. Не изменив чистоте веры среди самых беспощадных гонений и самых отчаянных обстоятельств, она бодро стояла, в надежде на лучшие времена, бесстрашно умирала за свое правое дело, наконец добилась своего и восстановила иконопочитание.

Не против икон и мощей только, но и против иночества, против церковных установлений и всего, что налагает узду на страсти, против всей строгой церковности были направлены громы иконоборчества. Сама Церковь с ее вечными истинами, с неизменяемым сокровищем ее учения – вот что ненавистно было иконоборцам.

Но мощно выступили на защиту православия святой Феодор Студит и другие. Напрасны были гонения и мучения.

Когда церковная смута достигла своего апогея, на защиту правой веры поднялся человек великих дарований и великого вдохновения, Иоанн Дамаскин, первый министр калифа дамасского. Личность эта, воспетая нашим поэтом графом А. К. Толстым, достаточно известна. В Константинополе между верными ходили по рукам и жадно читались послания Дамаскина, в которых он проникновенно, художественно излагал взгляд Церкви на иконопочитание и выяснял ложь иконоборчества. Император Лев III не мог достать и мучить его, как другие императоры мучили единомышленников Иоанна. Иоанн не был греческим подданным. Оставалось прибегнуть к испытанному средству – клевете. Лев III велел изучить почерк Иоанна Дамаскина, было подделано письмо, как будто писанное первым дамасским министром императору, с предложением изменнически сдать ему Дамаск, и это письмо отправлено калифу. Возмущенный калиф отсек Иоанну руку. Церковное предание говорит, что, по молитве Иоанна перед иконой Богоматери, отрубленная часть руки чудесно приросла к своему месту.

Каким мощным духом, какой драгоценной силой убеждения проникнуты эти святые жизни «огненоносных столпов православия»!

Да, это были люди! И каким укором веет от этих цельных, светлых образов в наше время, на нас, в нынешней великой смуте, также восстающей на Церковь, на церковные установления, на Самого Христа.

Таким же непоколебимым столпом православия явился и блаженный Марко Ефесский. Он был представителем Антиохийского патриарха на Флорентийском Соборе 1439 года, где изменник православию, Московский митрополит Исидор, признал главенство над Русской Церковью Римского папы.

Марко, епископ Ефесский, не подписал акта соединения Церквей, который подписали другие, увлекаемые подкупом или боязнью… От Марко же подписи и не ждали: так были уверены в непоколебимой крепости его и приверженности к православной вере. Когда соборное определение было поднесено для подписания папе и на вопрос папы, подписался ли Ефесский, отвечали, что нет, папа воскликнул: «Так мы ничего не сделали!»

Вот что значит стойкость одного твердого человека, которого уважают и враги его…

Трогательное предание соединяет в одно разъединенных по жизни пространством полувека и столь географически далеких друг от друга Марка Ефесского и русского поборника православия преподобного Сергия Радонежского. Это предание говорит также о чудном единении живых и в небе торжествующих праведников, о том, как пристально следят небожители за подвигами духовно им сродных земных людей.