Идеалы христианской жизни

И на этих страницах мы потому с такой полнотой остановились на нравственном облике и на жизненному труде этого замечательного человека, что, нам кажется, он служил исчерпывающим примером того, как можно быть в миру исповедником Христовым. Все, что так сродно человеку известного положения и высокого образования: гордость ума, сомнение, презрение к тайнам веры, – все это он оставил и в восторге преклонился перед Христом распятым, с собой преклоняя пред Ним детский мир русской деревни. И если подвиг исповедничества, возведенного в систему жизни, – упорный, ежедневный, неослабный – есть самая огромная и самая достойная проповедь Бога и величайшая хвала Ему воздвигаемая, то в день последнего суда Рачинский во главе неисчислимой, быть может, рати русского сельского населения, просвещенного им глаголом Божиим, исторгнутого им из кабаков, из цепких сетей пьянства, исторгнутого не только в глухом углу родного Татева и его окрестностей, но по всей России, живым делом возбужденного им движения трезвости, может с дерзновением сказать Подвигоположнику Христу: «Се аз и дети, яже дал ми еси, Господи».

И русским культурным людям надо с особенным усердием возобновлять пред мысленным взором своим этот светлый образ русского культурного человека, который потому так полно и совершенно исполнил свою заповедь по отношению к меньшому своему брату, что избрал в этом деле своим наставником и руководителем того Христа, следуя за Которым никто еще не ошибался и не проживал напрасную и бесплодную жизнь.

Глава VI Обращение к Богу

Здесь нет никакого общего правила, никакого единообразия, никакого закона.

Вся в Боге может быть душа младенца, жизнь которого нам кажется бессознательной, далекой от Бога. Может и мудрец мира раз навсегда обратиться к Богу, прочно прилепиться к Нему, чтобы более никогда от Него не отстать, может и семилетний, восьмилетний отрок. Возможны и известны случаи горячей ранней детской религиозности с последующей в зрелые годы изменой Богу и с новым совершенным к Нему обращением. У людей неустойчивого характера возможны постоянные приливы и отливы близости к Богу. Тут полное разнообразие, зависимое от неожиданностей духовной жизни, характера, обстоятельств данного лица и совершающейся над ним Божией воли.

С особой отрадой останавливается взор на тех людях, от современников Христа до наших современников, которые, услышав в душе призывный Божий глагол, сразу ему подчинялись и шли за ним. Чудные миру, сквозь радужную, ослепляющую, приковывающую более слабые взоры сеть мирских утех и мирских соблазнов, различают они вдали то, что одно горит немеркнущим невечерним светом и одно имеет непреходящую, негибнущую цену. Поклонимся им, этим неизменным друзьям и рыцарям Христовым, во главе которых стоит тайновидец и друг Христов евангелист Иоанн.

Какой высокий, какой чудный, какой неизглаголанный жребий!

В пору ранней юности или, быть может, кончающегося отрочества, когда ни одно нечистое движение не взволновало его сердце, которому суждено было стать вместилищем громадной Божественной любви, на заре этих заветных «дней первоначальных» почувствовал он на себе испытующий взор Христа, который зажег на всю жизнь какой-то неизъяснимый свет в его сердце и уяснил ему жизненный путь.

«Иди за Мной…» Эти слова Божественного голоса музыкой покоряющей властной силы прозвучали для него, и он оставил мир, изведанный им так мало, мир, которому он так мало принадлежал, и пошел за Христом, не оглядываясь назад.

Вот этот порыв, не ослабевавший в Иоанне всю его жизнь, эта полнота отдачи своей души святыне Христа, Учитель, ставший единственным содержанием всей его жизни, – все это и дало Иоанну право на величайшее его избрание.

Мог ли Христос не любить Своих учеников, всех до последнего, не исключая и рокового Иуды, «сына погибели»?! И все же над ними был вознесен один Иоанн, отношения к которому Христа определяются проникновенным словом «его же любляше Иисус».

Чувствовать себя ближайшим из близких, чувствовать себя, так сказать, в центре того солнечного диска, каким является для внутреннего мира человека Христос, быть поверенным Его тайн, никогда с Ним не разлучаться, видеть славу Христова преображения, восхищаться торжеством входа в Иерусалим, наслаждаться этими несущимися навстречу Любимому звуками народного восторга «Осанна, благословен Грядый, осанна в вышних», и – недосягаемые вершины любви – оказать Христу верность, когда Он был покрыт позором, схвачен в ночной темноте, пересылаем от судьи к судье, клеветнически обвинен, заушен, поруган и распят, когда прочие трепетали и разбежались, когда с клятвой трижды отрекался первоверховный Петр, – в эти часы уничижения Христова, в оставлении Его ближайшими учениками, бесстрашно стоять при кресте.